Любовь и слова

Галина Толмачева-Федоренко
Г. Т-Ф

Любовь и слова

Ей ли в камеру к наглым пропойцам-словам?
Ей, любви ли, в стих заключенной быть? -
На запястьях рифм-наручников хлам,
Но она не позволит себя обрить –
Обернется дево-птицей, взлетит –
И обратно камнем падет – клевать
Сердца лживого алый глаз – за свой стыд,
Сердца глаз, за то, что смел продавать
Музе-сыщику – вздох, шепот, нежный стон.
В протокол. В печать каждый тайный миг
Или просто до срока в сейф или в стол
Жаркий бред и призывный крик

Облако по образу рояля -
Пышного тягучего аккорда
Громоздится сном, как одеяла
Ватный край растет в собачью морду -
Кучевым хвостом слегка виляя,
Поднимаясь белым флагом в небо -
Перемирье с Богом заключая
С ангелами, крыльями и снегом -
Перемирье водного, живого,
Темного, ползущего отчайно
с Вечностью космического дома,
Где все превращенья не случайны...

ДРЕВО-ХРОНОТОЧЕЦ

Ствол Времени растет и вширь и ввысь,
А я – лишь древоточец. Неустанно
Грызу, ползу – но, если даже вниз
Свой рою ход… Сок и смола нирваной
Воспоминаний правят путь мой… Я
Бреду неровно… компас мой неточен,
Украсили квартиру «мебеля»,
Но кругосвода лабиринт источен.

 - Мы источили Время там и сям
Судьбой,
судьбиной,
всякою судьбишкой.
Заржавленные ходики к чертям
Грозят нам Апокалипсиса крышкой!
Все ход спешим
Извилистый
прогрызть
Особенный, ни с чьей судьбой ни схожий…
Какой в нем смысл? Какая в том корысть?
Ствол – мирозданья столп, а путь ничтожен.

….Но есть у австралийцев инструмент,
Что музыкой племен был первобытных.
У старой древесины свой секрет -
Там миллионы комнаток термитных
Прогрызены. Лишь дунет музыкант
И ветер запоет в тоннелях-норах.
Пусть Вечность – древний часовщик-гигант
От песенки душой растает снова.
И, может быть, мелодии каприз,
Летя судьбой, вновь нам подарит жизнь.

…Так что есть Дух? Он вестью о любви
Летит.
Вокруг - лишь потолки да стены.
Мы все – термиты, люди, соловьи
В коленцах музыки
упали на колена.
- Дуй, музыкант! - В той лучшей из церквей,
Чей купол весь источен звездным светом,
…Дуй музыкант, и сладкий сон навей,
Чтоб он увлек весь мир своим сюжетом.


ЯБЛОКОПАД  В  ВЕЧЕР ЯБЛОЧНОГО  СПАСА

Яблоня ночью сад сторожит –
Яблокопада слышны шаги.
Выйду из дома – не видно ни зги,
А яблоня будто рядом стоит.

Круглый удар ее круглых лап
Меня не пугает. Мы с ней говорим
О том, что из бочки Вечности «КАП!» –
Капает время древней, чем Рим,

Чем нынешний глобус и человек
(Ведь первые яблони создал Бог) -
Вот так же в снежок слепляется снег
Былых лепестков - в волшебный клубок -

Он манит куда-то, круглясь в руке,
И, я, повторяя:«Яблочный Спас!»,
Готова за ним пойти налегке
В край детства беспечный прямо сейчас.

А низкой Луне на ветке небес,
Хранящей мерцанье мраморных сфер,
Никак не понять: как живем мы без
Других подтверждений святынь и вер,

Чем яблокопад, идущий в саду,
Чем солнечный блик в усталой душе…
Непросто быть с яблоней век в ладу.
Жить просто, заметим, не просто вообще.



ПАУЧЬЯ  БАЛЛАДА

Зачем тебе, паучок, восемь ног?
Ведь ты не бегун, а всего лишь ткач.
Ты материк обойти бы мог,
А ты, вратарь, ловишь муху-мяч.

Наверное стать олимпийцем мечтал,
Но не получилось, и тут, увы, -
Завидовать всем чемпионам стал,
Завидовать тем, чьи крылья быстры.

Ты тормозишь весь жужжащий мир
Словно гаишник прячась в кустах,
И только лишь шмель – крутой бомбардир
Нарушив, останется при правах.

Страх пред тобой, если ты мохнат,
Меня охватывает всегда.
Бывает в челюстях твоих яд
На юге. На севере – никогда:

Метели рвут сети твои зимой,
Голодный, попробуй яд накопи!
Эх, знаешь, бедняга, пошли домой,
А то насыплет снежной крупы

Тебе, словно курице, Дед Мороз.
А хочешь, паук, между рам живи?!
Ах, если б еще мне письмо принес
Из теплого города, издали…

Любви меня иссушает яд,
Мне все вспоминается море, юг,
И в сердце – опять - милый сердцу друг,
…Но это проходит зимой, говорят.


Изящной кошечкой пройдусь по тротуару,
В витрины гляну, очарую всех.
Пусть пьяница, сдавая стеклотару,
Промолвит: «Вот так Мурочка!»
   Успех
Смогу иметь я у торговцев рыбой,
У продавцов пахучей колбасы.
«Мяв-мяу!» – «Дайте!»
А «Мур-Мурр» – «Спасибо!» -
Скажу и оближу свои усы.
 
А вечером, устав от приключений
И лоск теряя, буду тосковать…
В подвале сна паучьи ходят тени.
Погладь меня, пожалуйста, погладь!
Кого просить? Любимый мой далече:
Он в блюдце наливает молоко
Для кошечки персидской и беспечной,
Которой в жизни все далось легко.


Когда дарила сводница-луна
озерам бронзовое притяженье,
и тихо спал в горах железный век,
а статуи богов еще не пали
с иллюзии исполненного неба…
мы были рядом. Белый конь - жасмин
ушами прял, рой мотыльков гоняя,
Но дрогнувшей рукой я прикоснулась
к старинному на платье амулету
и рассказала, что отец мой против,
и веру рода нам не изменить…

Так шли тысячелетья…Мы рождались
наверно лишь затем, чтоб вновь и вновь
переживать отчаянье разлуки…
Я узнавала взгляд твой дерзко-нежный,
нас выдавали голоса друг другу,
Но я шептала: «Нет, нам не судьба!»
Ты возражал: «Один отныне Бог!»
Меж облаками медленно луна
всходила чуть дрожащим амулетом,
Свершалось то, чему свершиться должно…
И ночь опять не становилась нашей


Другое «Я» – в мои воспоминанья
Лег вымысел и путает сюжет.
Сегодня вспоминаются названья,
Которых на планете даже нет.

Качая в гамаках зайчат заката,
Мерцают руны… слабый перезвон
Ежонком ночи топает куда-то,
Шуршит кофейным Мексики зерном

Стекают облака лиловой гущей,
По ним гадает черная земля,
Настороже беззвездные поля
И шорох небосвода вездесущий.

Сквозь купы разночтений – благодать,
За благостью – сомнение клубится.
Где мирозданья ось – не угадать -
Сквозь занавес лучу все не пробиться,

Сухими лепестками налегке
Слетают незнакомые названья
С тех плоскостей, что где-то вдалеке
Чужих миров являют основанья…

Скажи зачем, на зябком языке
Рекут они: «и мы воспоминанья!»?

Скажи – зачем…?


Я не верю тебе. Ты придумал витрины и улицы,
Переулки, фигуру кентавра и дождь моросящий,
Чтобы спрятаться здесь (здесь, конечно, надежней, чем в чаще!)
И со мною не встретиться… О, я тебя понимаю
Снят ошейник со сфинкса - планет-невидимок вращенье –
Тех холодных, далеких, таких, как Уран и Нептун,
Где лишь лед и круженье бесстрастных бессовестных лун,
О, как я понимаю! - ведь я - это женщина – та,
Что боится любви и умеет безумно любить…
Я кричала тебе, что ты – греза лишь, сон и мечта,
И что близости нашей вовеки, вовеки не быть,
И ушел ты и выдумал мир, где тебя не нашла я,
Где о нашей разлуке пижоны снимают кино,
Пенелопа с афиши к богам простодушно взывает,
И над входом в кабак Золотое мерцает Руно…

Дерсу, могиканин перед огнем, с которого все началось,
Я вижу, как Время, плескаясь в нем, враз вглубь залегло, что ось.
Возникло чередованье враз милльонов лет и часов,
И стала глиной пространства грязь, трехмерный замкнулся засов
На всем мирозданье…Вселенная вкруг, в шар ширясь, миры обрела…
Спасибо за это тепло для рук, за тающий жар костра,
За свет, что во всем Запределье горел и лед, что сменял его…
Ведь жизнь - это вечный полет двух стрел, а смерть - это только зеро.


«Отговорила роща золотая…» - листаю тихо с нотами тетрадь
Расклеилась гитара, спит, немая, а хочется попеть и поиграть.
Но стих настолько светом полон ясным, что и без слов в нем музыка звучит:
«…Не жаль мне лет, растраченных напрасно…» - Гитара и умолкнув, не молчит.


Баллада о гитаре

Шел бедный рыбак по берегу
Простой человек веселый,
И он увидел гитару
С порванною струною…

Лады расстроены были,
В царапинах гулкое тело…
Из лучшего красного дерева
Создал гитару мастер,
Но вор ее жадно обнял
В глухую черную полночь,
Потом богачу ее продал,
И стала она забавой.

Покорно она бренчала
На шумных пирушках буйных,
Пока не швырнул ее кто-то
С яхты нарядной в море.
Выбросило гитару
Прибоем на берег пустынный
Такого рыбак улова
Еще не видал в своей жизни.

А был он красив и молод –
Наладил гитаре струны,
Купил ей лучшего лака,
Гриф алым бантом украсил,
Наклеил много картинок…
Ах, как любовался он ею,
Простые играя напевы! –
И с ним смеялась гитара.

Так шли счастливые годы,
Пока не явился в деревню
Один музыкант известный,
Чьи песни трогали сердце.

Сыграл рыбак простодушный
Прославленному маэстро -
Певец взял гитару в руки,
Дивясь изгибам прекрасным,
Молвил:«Крыло серафима
Мастера верно касалось!»
Настроил тугие струны
Чуткой своей рукою,
И сладостно словно слезы
Хлынули дивные звуки:

- Мелодии лучшие в мире
Играть ты умеешь, гитара,
Тебе бы цари земные
В восторге рукоплескали!
Пойдем со мной в дальние страны,
Я буду любить тебя нежно, -
Мы будем с тобой неразлучны! –
Так он умолял в печали,
И эхом она отозвалась…

То эхо дрожало от страсти
Дрожью жены неверной,
Дрожью тугих бутонов
В зелено-лунном сиянье,
Ответ шел из лабиринтов,
Из тайны смертного часа…
(Ты помнишь, богов избранник,
там Стены Снов громоздятся?
Не раз ты бросал им вызов –
Льдам сумрака и безмолвья, -
И вьюга аккордов кружилась
Над полыньей сознанья!)

- Любимый, твоих касаний
Ждала я с часа рожденья,
Во сне ли, иль засыпая,
Все о тебе мечтала.
Что может Любовь перевесить
На чашах Земли и Неба?
О, это всего лишь жалость
Надрывная и простая.

Любимый, ты от разлуки
Получишь лишь вдохновенье,
Новые звуки с Неба
В песни твои вольются.
Но если же я покину
Того, кто меня лелеял,
Умрет рыбак простодушный,
Словно погасло солнце.

Тебя же к вершинам славы
Твое вознесет отчаянье,
И грезы твои легендой
В искусстве станут отныне.
Ведь для певца и поэта
Муза превыше счастья,
Лишь рыбаку простому
Земная любовь дороже! -

Так отвечала гитара.
Словам ее повинуясь,
Ушел музыкант на рассвете
И больше не возвращался.

…Недостижимость счастья
В счастье самом таится
Алая лента заката
Падает на запястье.
Снится – синие волны
Перебирают струны,
Снится –сильные руки
С песка поднимают гитару…
Мое деревянное сердце
Горит в огне небывалом
И искры летят мотыльками
Вслед за тобой по дороге.

На облаках-дирижаблях
Оркестры и танцовщицы
Смычками пространство жалят,
Даря дождинки-монисты.
Тихо скажу: «Гарсия..» –
Душой завладеет нежность.
В песни Лорки простые
Морем врывалась Вечность.
Осмелюсь ли, Федерико,
Тебе посвятить балладу,
Возлюбленному Испании,
Возлюбленному…