Одиночество светится в трещинах каменной маски
над аркою входа в храм тишины.
По кругу, по кругу моей ритуальной пляски
движутся тени, что плоти моей лишены
были так долго.
Ну, вот мы и встретились, вот
нить, что связала нас, пропитана кровью губ,
и жертвенный скальпель готов, чтобы вырезать
смеющийся рот на лице новой статуи,
дергающейся от боли - не привыкла еще.
Свет намеренно резок и груб.