Если знаешь слова, но не знаешь нот,
То песня никогда не будет спета,
Ненаписанные тексты невозможно прочитать
Мы забыли грамматику ночных видений.
Изучая языки, которых нет,
Понимаешь природу отсутствия смысла,
Алгоритм решения проблемы пустоты
Формирует в итоге парадигму абсурда.
Что напишет на компьютере Мартовский Заяц,
О чем будет книга старины Альцгеймера,
Знает, может быть, только Ноэм Хомски,
Но не скажет - он увлекся изобретением динамита.
Если все слова, что были сказаны,
Поделить на слова, что сказаны будут,
Мы получим в ответе минус бесконечность,
С вырождением в сторону третьего рода.
Сто монахов в Лха-цзы тысячу лет пишут слова
Когда напишут все, наш мир исчезнет,
Я надеюсь только на теорему Геделя -
Невозможно создать идеальную систему,
Не имеющую внутренних противоречий, -
Но надежда эта очень хрупка.
Когды мы оставим крысам наши города,
И уйдем в Никуда, как уходили до нас,
Крысы будут вынуждены заняться проблемами языка,
Порождающей грамматикой и структурализмом.
Упорядоченный хаос как горячий лед,
Оксюморон лишь с точки зрения профана,
Опросите на полиграфе пассажиров "Титаника"
Может быть хоть тогда вы узнаете правду.
Мне шепчут слова и я шепчу их вам,
Испорченный телефон, детская забава,
Она длится не одну тысячу лет,
Я только боюсь, что ее смысл потерян.
На рассвете Исидо, сын воина,
Сядет на берегу и выведет первый иероглиф
Тростниковой палочкой на сыром песке
Потому что бумага искажает реальность.
Он пишет каждое утро и целый день
Величайшую поэму нашего мира.
Ночной прилив смывает его стихи,
Но Исидо утром приходит обратно.
Может быть поэтому мы еще живы...