И врываются в небо сосны,
утыкая в звёзды верхушки,
окунаясь в прозрачные млеки.
Я касаюсь липких стволов.
К рыжей глади прилип мой возраст –
от руки. Для зимы веснушки
на носу стали ярче. Ветер
гладит щёки. Осенний улов
удивительно скуден и жалок –
помещается на ладони :
твой брелок от ключей и красный
листик клёна. В осадок всё –
просто вечер и лес разжало
из горсти' отшумевших хроник,
в мишуре полинявших свастик
затерялось твоё лицо.
Я кажусь несомненно младше,
чем два года назад. Приколот
к сердцу крошечный красный бантик –
на грядущее Рождество.
Ты откроешь почтовый ящик –
и, должно быть, останешься дома.
Позвонишь ей. Устелит ватой
зимний вечер твоё крыльцо.
Она, как и я было раньше,
Бросит всё. И минут через тридцать,
не дождавшись движения лифта,
пешком на десятый этаж.
«Я люблю тебя» - тихо скажешь,
без «привет» - осторожно продлится
от тебя до неё. Мы квиты.
Ей предашься – меня предашь.
В канун Рождества. Я фальшиво
рисую овал беспристрастья.
Нагулявшись в верхушках хвойных,
ветер льнёт к моим мокрым щекам.
Белой ниткой зима пришила
красный листик к моим запястьям.
Зазимуем. Уже не больно.
Это всё, что осталось нам.