Человек с собакой в центре города - это ходячее справочное бюро:
- А как пройти к метро? - А нотариальная контора где-то тут была? - А что это строится такое красивое? - А церковь шестнадцатого столетия где? По телевизору показывали. - А где же Бобров ( Луков, Гусятников, Спасо-ГлинЯщенский...)? - А где здесь Грибоедовский? - суть вопроса ясна без комментариев. Цветы, костюм-тройка, взбудораженные глаза - человек опаздывает на свадьбу.
Мы идём к бульвару, и сейчас ещё утро, очень свежо, пахнет соснами (откуда здесь сосны?) и тлеющим можжевельником. Девушки с сосредоточенными лицами, дамы с начёсами, пахнущие лаком для волос "Прелесть", мужчины в светлых пиджаках в клеточку, все как один говорят по сотовым, все текут нам навстречу. А мы идём к бульвару.
Вот идёт бабушка. В руке костыль. Костыль - это не средство помощи больным и старым ногам, это средство защиты. Бабушка вооружена. Издалека заприметив нас, старушка грозно размахивает клюкой: "Заберите, заберите собаку!!"
Собака, мирно идущая у моей левой ноги, поражена. Лёгкий толчок носом мне в ногу. Это проверка. Я здесь! А ты? Что делать? Как реагировать? Три года ушло на отработку команды "рядом". Его, холерика, трудно было научить двигаться в такт моим шагам. Он, конечно, мог бы, но некогда! Ещё немного, перейдём трамвайную линию и мы на месте. Можно отщёлкнуть ограничитель на рулетке. И вот он полетел, моя птица, задира и дуэлянт, мой единственный бескомпромиссный защитник.
Тетушка с сумками: " Эх, королевство маловато, разгуляться негде!"
Седой дядечка пристально следит из-под руки, наверное, ругаться будет. Точно, зовёт, рукой машет: "Девушка! Можно Вас? Я охотник, лицензия у меня, а лайка моя - старая совсем. Продайте собаку."
Обалдеваю: "Шутите?"
"Я же вижу, он создан для охоты. Ну и что же, что порода охранная, я сделаю из него то, что надо."
Голос звучит безнадёжно, мы оба знаем, что "нет".
А моя птица продолжает наматывать вокруг меня пятиметровые круги.
Лицо той самой национальности тоже желает пообщаться: "Мой был такой же, только крупнее. Я прошлым летом арбузами торговал, а пёс мой на весах сидел, так мы взвесили - 60 кг. Сидит, значит, он на весах, а мимо мужик какой-то идёт. Спрашивает - Этот фрукт тоже продаётся? - Продаётся, - говорю. Договорились о цене, и на следующий день привел я пса к нему домой. Кобель как понял, что я совсем ухожу, так бросился на меня и руку мне до кости прожрал, я ею горло успел закрыть, а то бы... " Показывает мне на предплечье жуткие шрамы. "Вы, девушка, со своим по-осторожнее, сволочи они, собаки, то есть..."
Нам навстречу движется само совершенство. Тщательно смоделированный беспорядок на голове. Безупречная простота в одежде выдаёт её ни с чем не сравнимую стоимость. К его откровенно рафинированной внешности никак не подходит открытая и добродушная улыбка. Однако, он улыбается, и улыбается, кажется, мне... Оглядываюсь по сторонам. Нет, точно, мне, никого вокруг. Сближаемся.
- Какой у Вас пёс!
(Ах, ну да, собака же!)
- Как Вы с ним тут, в центре? И побегать ему негде. Не отпускаете?
- Нет, только на поводке.
- У меня тоже такой был, похож очень. Теперь этой породы, они мне все как родные. Правда, я в спальном районе живу... Погиб он... машиной сбило...
Он пристально разглядывает за ажурной металлической оградой куст сирени, как будто пытается рассмотреть там номер машины, сбившей его собаку.
- Погладить можно?
- Конечно.
Отбрасывает сигарету и делает несколько глубоких вздохов. На мой недоумённый взгляд:
- Мой дыма табачного не любил.
- Мой тоже...
Рывком садится на корточки перед псом.
- Осторожнее! Мокрый он, грязный, дождь только что...
- Какая ерунда, - говорит он, прижимаясь свитером изысканного жемчужного цвета к чёрной собачьей шерсти.
На углу вдруг вымершего Кривоколенного странная пара. Один из них не скрываясь плачет. По ювелирному лицу текут настоящие слезы.
- Мой мальчик, мой мальчик... - повторяет он, лихорадочно лаская чужую собаку.
Вот вам, пожалуйста, ещё одна собачья функция: индикатор количества человеческого в человеке. Идёт человек тебе навстречу, и по его взгляду на собаку ты понимаешь, кто он, этот встречный.
- Собачка! - маленький человечишка лет четырёх протягивает псу свою любимую игрушку.
Задвигался чёрный кожаный нос: какой чудный нежный детский запах! В крайнем возбуждении подрагивает на загривке шерсть, карие византийские собачьи глаза зажмуриваются от наслаждения; вытянувшись в струнку, он замирает, дабы случайным движением не задеть малыша.
- Ваня!!! - визгливая мамаша героически спасает своё сокровище практически из пасти "собаки-людоеда". Опять слёзы. Плачут двое: очень громко - маленький мальчик, и очень тихо - большая собака.
А вечером, когда будет совсем плохо, когда в огромной квартире станет нечем дышать, когда анфилада синих комнат замкнётся в один бесконечный круг, и оранжевая луна в окнах превратится в мигающую неоновую полосу, когда атмосфера отчаяния и безысходности ляжет на плечи грузом океанского дна - мы снова уйдём из дома. Уйдём чёрным ходом, сбежим по узенькой винтовой лесенке. Пойдём тёмными подворотнями, глухими непроходными дворами, через только нам известные проломы в старых кирпичных кладках, то поднимаясь, то опускаясь по скользким металлическим отмосткам и лесенкам.
Веди меня, мой друг, я не вижу дороги, веди туда, где люди, свет и машины создают видимость нормальной жизни.
Почему так холодно? Наверное, наступила зима. Сильно метёт. Переулок пуст. В нём давно уже нет жилья, только учреждения. Только наши шаги, только жёлтый свет фонарей у парадных и размазанная облаками луна.
За этим углом обычно стоит только что выпавшая из "Пропаганды" совсем юная парочка. Есть. Стоят. Она очень пьяна и очень расстроенна. Он очень пьян и очень зол. Она захлёбывается слезами, матом и словом "люблю". Он с тупой настойчивостью и нарастающим нажимом твердит: "Тихо! Тихо! Тихо, я тебе говорю!"
- А насрать я на них на всех хотела! - вопит девчонка, - Я же люблю тебя! Ты что, не слышишь - люблю!
Дёргаю пса за строгач - идём, ну идём же! - тщетно, он дальше не пойдёт. Обернувшись к девчонке, сначала тихо, а потом громче и громче он начинает выть. Таково уж собачье сердце, не выносит оно женских слёз.
- Слышишь, собака воет. Не плачь, а?
- Не буду.
- Ты меня любишь?
- Да. А ты?
- И я.
Я сегодня собираю слёзы, притягиваю их. Чужие слёзы. Так бывает, когда своих уже нет. Драгоценные капли. Как сохранить их? Ведь они тоже могут иссякнуть, испариться. Их нет у меня, нет даже в голосе, нет на запрокинутом лице. Слёзы актрисы. Их нет. Да и кто в них поверит. Они всегда ложь. Они игра. Как фальшивая кровь - клюквенный морс. Плачь на сцене, а в жизни не смей. Меняется время суток, меняются времена года. Было утро, а может, весна, в палисаднике расцвела случайная вишня, и мы, как два чуднЫх японца, долго глядели на её белое траурное кружево.