Где занавески черный Поликарп
Соприкоснулся с воздухом холодным
Джегорка Шилов свой бумажный скарб
Перебирает с видом благородным.
Вот письма к Парвусу.
Склодовская-Кюри, сидит, расставив ноги
На портрете
Вот чьи-то анусы,
Их вид, как изнутри,
Вот Фердинанд с женой в кабриолете.
Вдруг челюсть Шилова отвисла до пупа
Белесые усы восстали дыбом,
Он видит фотографию Клопа
Сцепившегося в схватке с Инвалидом.
Джегорка Шилов засверкал пенсне,
И мечется по комнате скрипучей
Как будто сон, и он уснул во сне
Так муха зябко спит в слюне паучьей.
Он знал Клопа!
Он Инвалида знал!
Он был арбитром в страшном поединке,
Как только человек на пол упал
Джегорка отогнал Клопа дубинкой.
Он ведал – Клоп такого не простит,
И заявившись вечером ненастным
В Джегоркину квартиру, отомстит,
И Шилов ходит с лезвием опасным
Обшарпаную дверь свою закрыл,
Ключом железным на три оборота,
Все лампы электричеством снабдил
И сел на стул с улыбкой идиота.
Уснул Джегор и с толстых губ слюна,
На грязный, деревянный пол стекала
И ветером из открытого окна
Джего бумажки по углам швыряло.
Обложки англо-русских словарей
Смотрели скорбно с искривленных полок
На мутно-серый зеркала осколок
И на портрет Натальи Бармалей.
И ветром занавеску сорвало,
И Шилова как саваном накрыло.
И страхом перекошенное рыло
Восставшего из сна обволокло.
И он вскочил, упала пелена,
В окно воззрился, а оттуда:
АААААААААААААААА!!!!!!!!
Когда через неделю вскрыли дверь,
Нашли пенсне с присохшими глазами
Посередине комнаты. Теперь,
Джегорку вспоминают со слезами.
Его каморка хоть и не тюрьма,
Но никого особо не прельстила.
Все кто в ней жил потом – сошли с ума.
А впрочем их не так уж много было.