За моим сентябрем пелена беспокойных дождей,
Где до ссадин рассвет оцарапан о горные пики,
И теряя листву, обретают прозрачность теней
Потемневшие кроны. Вода растерявшая блики
В обмелевшем ручье словно ропот, как эхо, как сон
Монотонно журчит, повторяема в ритме пчелою
Уж исполнившей все, что диктует ей жизни закон,
Пережившей себя и оплаканной тоже собою.
За моим сентябрем темно-серый холодный асфальт,
В небе крики ворон повышают свое напряженье,
Как строка, что к концу переходит на искренний альт,
И умолкнув, еще в пустоте существует мгновенье.
И поломанный зонт, и отцовский коричневый плащ
Из далекого, нищего, в общем, счастливого детства,
Умещавшего радость и детский неискренний плач
В аспирантской общаге, и не было лучше соседства.
Запах жженой травы и волнующий запах чернил,
Покосившийся месяц над городом в каменной чаше,
А еще человек из отлично натянутых жил,
Из налаженных нервов, еще из чего-то, что даже
Не душа и не дух, а скорее себя самое
Осознавшее вдруг одиночество лучика света.
В звездном небе, мигая нелепо, летит самолет,
Тихо из под него, завалившись, уходит планета,
Словно лодочный борт от шагнувшей на берег ступни,
Как житейская мудрость, когда предстаешь перед Богом.
Стихотворными строками в строфы сбиваются дни,
Соблюдая размер и кончаясь рифмующим слогом.