По заросшему кувшинками узкому каналу
тянут пассажирскую баржу два доблестных мула.
На крыше баржи, под сенью дремлющих по берегам деревьев,
стоят два романтических и скрипучих от времени стула.
Один, пожалуй, даже не стул,
а старинное резное кресло-качалка.
И в нем, задумавшись обо мне, сидишь ты,
моя мечтательная жена-португалка.
А на стуле напротив, в ожидании приближающегося листопада,
Сижу я и не отвожу от тебя любящего взгляда.
Проплывают мимо близкие города и далекие веси,
А под днищем баржи проплывают невидимые инфузории и химические взвеси,
А над головою проплывают юные луны, ведьмы и древние звезды,
Тянутся-расходятся за медленной баржей водные борозды.
Но не властно время над твоим кружевным зонтиком и нашей любовью.
«Зонтиком?» - поведешь ты своей изогнутой как лук соболиною (левою!) бровью.
А я улыбнусь тебе краешком губ, которые ты недавно целовала,
И чуть насмешливым взором спрошу: «Разве того, что было, тебе всё еще мало?»
А ты своими умными глазами ответишь: «На чёрта мне твои о прошлых и будущих жизнях речи?
Я хочу, чтобы ты в этой обнимал меня
как маленькую девочку за беззащитные плечи!
Чтобы целовал меня в грудь и сладко мучил мое лоно,
И чтобы мы были вне юрисдикции второго закона
Термодинамики, или как его там называют в твоем инферно?
А ты всегда будешь любить меня в этой жизни верно?»
Но баржу уже притягивают канатами к столбам причала.
И я подаю тебе руку, чтобы ты каблучками простучала,
Своей весенней среди теплой осени красотой бередя матросам-католикам душу,
И возьму тебя бережно на руки и сойду гордо на сушу.