Ощущенье такое, что лето вовсе не наступало.
Не было и весны. Только зима сырая
следом за ноябрём - когда, ругаясь устало,
пригнали - в приклады, пинки - и поставили у сарая
кучку стремлений, чувств, каких-то там упований -
“фрондёров и инсургентов”, как заявили в печати.
Напротив - расстрельный взвод Героев Жизненной Брани:
Повседневных Реальностей. Небрежно пожав плечами,
выплюнул офицер сигарету на прелые листья,
поправил зачем-то футляр на груди висящего “цейса”,
веткой, с куста обломленной, рант сапога почистил,
отбросил ветку, прокашлялся и скомандовал: “Целься!”
И, секунд через пять (крикнула где-то ворона) -
скомандовал:”Пли!” Залп вышел не очень стройным,
зато безупречно метким: все упали без стона.
Теперь можно быть спокойным. Можно покойным
простить перемен попытку, простить им их нетерпенье,
с грустной улыбкой сказать:”Глупые шалунишки!..”
Можно пойти домой, чаю попить с вареньем,
посмотреть футбол и хоккей, почитать нетолстые книжки.
Ощущенье такое, что лето вовсе не наступало.
Не было и весны. Нет и не будет больше
осени. Только зима, сырая зима, что стала
вечным временем года, неизменяемым. Коль же
вдруг примерещится зелень на девственно-белом фоне,
или пенье скворца, или дня удлиненье -
вспомни стену сарая, случайный выкрик вороний,
и отправляйся быстрее домой - доедать варенье.
Ощущенье такое, что лето не только не наступало,
но самое слово “лето” бессмысленно и неуклюже
в зимней стране Душа. Здесь и того не мало,
что в оттепель можно беспечно в калошах шлёпать по лужам.
Здесь и того не мало. Здесь и того довольно,
что можно снежинки в ладонь ловить - и смотреть, как тают.
А если в морозы больно сердцу, то можно “Больно!”
крикнуть и быть уверенным: за это не поругают.
Не поругают и не осудят, да и едва ли услышат.
А и услышат - так не поймут (как в старой цыганской песне).
Небо становится с каждым днём не ближе, а просто ниже.
Крикнешь кому-то, зачем-то: “Мы - вместе?!” - но “Эсти”, “Эсти” -
эхо доносит название духов “от Большого Дома”,
будит воспоминания, из которых не только каши -
спитого чаю не сваришь. Тебе всё это знакомо?
Превращенье прекрасных снов в хлопья пепла и сажи?..
Ощущенье такое... Такое... Сейчас, я вспомню!..
Ощущенье... Сейчас, я только выберу слово!..
Что-то, связанное с любовью? Или, быть может, с кровью?
Или со словом “кров”? Или со словом “снова”?
Или - “спаси меня!”
Или - “я задыхаюсь!”
Или - “мне без тебя...”
Или - “помилуй, Боже!”
Или просто - “помилуй"...
...Снежинок растаявших брызгами
ладонь свою окропя,
я вспомнить пытаюсь, пытаюсь,
пытаюсь... пытаюсь...
Я вспомнить пытаюсь значение слова “лето”.
Ни ощущений, ни чувств. Чувств отыграны роли.
Помнишь вороний крик?.. Боль в сердце. Но это -
раз сердце лишили чувств - лишь фантомные боли.
И Ты, Ты - всего лишь призрак!..
...Мы будем играть в снежки
в зимней стране Душа: Ты - призрак, я - человек.
По снегу Твои шаги так быстры и так легки!
Но - призрачными руками...сможешь ли Ты мять снег?..
Что ж, посмеюсь над собой - снова, в который раз!
Даже играть, как дети, мне с Тобой не дано.
(Словно, решив уйти, открыл до упора газ -
а дети, играя в снежки, разбили снежком окно.
Словно бы бритва вдруг - не из стали, а изо льда,
и лезвие сразу тает, коснувшись горячих вен...)
В зимней стране Душа переменам не скажешь “Да!”
В зимней стране Душа вовсе нет перемен.
Вовсе нет перемен в зимней стране Душа.
Нет ощущений, чувств. Даже обиды нет.
Только остатки мыслей, из мозга вовне спеша,
выпрыгивают на снег и, шагая след в след -
вслед за расстрельным взводом (“В колонну по два - марш!”) -
уходят за горизонт: всё выше, а после - вниз.
И небо уже так близко, словно - второй этаж.
И мне бы взобраться туда - да слишком узок карниз...