Мало было, мало денег,
взяли только две «Анапы»
на троих, поскольку водку
запивать нам было нечем,
и зашли в подъезд случайный
(стайке шалунов игривых,
лишь пощекотали нервы
мысли о разоблаченье;
проникая в палисадник,
они вряд ли ожидали,
что такое приключенье -
и таит в себе опасность).
Несколько глотков всего лишь -
и напиток затуманил
наши взоры. Но бутылка
как-то быстро опустела.
Я поднялся по ступенькам
(наверху зияла пастью
пропасть мусоропровода -
ненавистная вовеки!)
и ненужную пустышку
выбросил с оттенком грусти
(мимолетно расставанье
с тем, что выпито до капли).
Только я к друзьям спустился,
прошептал Трофимов: «Шухер!».
Выглянув в окно, увидел
синюю машину. Боже!
Из нее выходят трое
серых милиционеров…
и в парадное заходят
(как архангелы в День Гнева).
В ужасе схватив бутылку,
я метнулся по ступеням…
(«вот, еще нам не хватало…»,
«ладно, может, не заметят…»,
«не разбей, смотри - уронишь…»,
«там, куда-нибудь пристрою…»).
Заметался, будто крыса
в ослепленье малодушном,
все яснее ощущая
приближение расплаты
(вдруг открылась дверь подсобки,
и в привычном полумраке
вспыхнул свет, мелькнули тени,
и воришка голохвостый
тщетно мечется, ощерясь
на рабочего в спецовке:
тот уже взмахнул тяжелой,
смертоносной монтировкой…).
Осознав, что негде спрятать
непочатую «Анапу»,
прямо к мусоропроводу
подошел в оцепененье
и в зловонную утробу
бросил целую бутылку…
(обрывается мгновенно жизнь,
как тот неповторимый,
светлый день короткий зимний;
и уходит безвозвратно,
разбивается, как сердце -
солнышко мое, куда ты?).
Двери лифта отворились,
и оттуда вышел мальчик.
Мальчик? Мальчик… как же это?
Позвонил, зашел в квартиру…
где сотрудники? неужто
не по наши были души
трое сильных в серой форме?
Что друзьям теперь скажу я?
И какое оправданье
сможет их утешить, если
все обрушились надежды?
(вызвался нести ребенка
через мост и поскользнулся;
ах, малютка светлоглазый,
ты разжал свои ручонки
и исчез в немой пучине…
если ей теперь расскажут,
что испуг короткий, гадкий
отнял жизнь ее младенца -
разве мать простит убийцу?
«где бутылка?..», «ах ты, пидор!..»).
Бьют несильно и не больно,
неумело и недолго,
видимо, из чувства долга
(а в газете непременно
написали бы «избили»;
журналистам безразлично:
они право человека
на бессилье защищают
и клеймят позором жертвы
настоящего мужчину,
и вовеки не отмыться,
не представить дело шуткой).
А вот это неприятно.
Ведь легонько, но костяшкой
по скуле - а это «финик»
(и попали-то случайно;
как же это получилось?
всю игру атаковали,
и такой вот вышел казус;
раздосадованный тренер
отмахнулся от вопросов,
а усталым футболистам
лучше думать о победах,
чем о глупом пораженье).
Остается лишь вульгарный
и случайный, право, «финик»,
соблазнительно желтея…
глупо, глупо - неприятно
(как порой несправедливо,
неожиданно, нелепо
в ожидании блаженства
падаем на грязный кафель;
утирая нечистоты,
тщетно свой позор смываем:
вот уже раздался хохот,
и бороться с ним не может
беззащитная улыбка).
О, мечта о теплом душе -
человеческая слишком!
Ты согрела мое сердце.
Все пройдет, лишь ты - навеки.