Галине Архангельской
K О Р О Л Ь Л И Р
Облегчённо умчались кареты, звеня,
И кружит музыкальный играющий ящик
Чередой звонких кукол. Я вычурный ящер
Из реликтовых мелов. …Девчонка щенят
В подоле сарафановом сладко баюкает,
С молоком тычет соску в чернявый их рот…-
Это я или нет? С нею рядом? А с клюкою
С нами рядом тогда – кто? …Я тот и не тот,
Что когда-то звенел звонкой дверцей кареты,-
Выпускал своих Золушек ночью на бал,
А потом погибал хулиганом отпетым
По-есенински нежно… Я не отпускал
На последний твой бал-карнавал-маскарад
Непослушную гадкую девку-сластёну:
Свою Золушку!.. Сколько ночей уж подряд
Я, как белочка в лапках орешком калёным,
Всё играюсь тобой, всё верчу опрометчиво,
Исступлённо – пытаюсь хоть чуть обогреться
Тусклым отблеском Золушки с волосом гречневым
И каштановым и золотистым… Но дверца
Уж не хлопнет, как прежде бывало,- на бал
Выпуская вспорхнувшую Фею хохочущее
И смело… Только кружит в ночи карнавал
Музыкальных фигур с механически точащим
Изнурительным скрипом: шкатулочный мир,
Что три века назад злой башмачник из Дрездена
Сотворил, став пророком… Ты видишь? Я Лир,
Твой Король… А шкатулка – пророка Отметина…
Проклятущая мета Времён и Зеркал…
Ну куда ты ушла в Зазеркалье?! …Примета:
Вот орешек разгрызанный чуть не упал
За стремительной, в шашечках, дверцей кареты
На резиновый коврик… По городу вдоль
Слепо скачущей с гадко приткнувшимся Лиром
На подушках в углу… Он спешит не в «Бристоль» -
Он бежит от себя… Позаброшена лира;
Он орешек грызёт; словно белочка в лап…-
Видишь, чёрт побери, как он вертит и вертит
Этот ярко хрустальный кусочек крыла?!
Так и эдак и эдак и так и хоть верьте
Хоть не верьте – а всё же примета примет:
Раз он чуть не упал на резиновый коврик –
Значит скоро поднимет его Архимед
Рычагами любви под настойчивый окрик
Ассирийца-погонщика; плетью неистовой –
Как осла, как осла, как осла, как осла
В неподъёмной арбе – будет злобно нахлыстывать:
- Не спасла!!!
Ах, кареты тебе?! А кнута не желаешь ли?!
А арбы неподъёмной, скотина, не хошь?!
И… - кнутом всё, кнутом… И с такою вот, знаешь ли,
Омерзительной и вызывающей дрожь
Прикасаньем кнута к шевиотовой кожице
Изнурённого ослика тле бытия –
Бития!: гадкой пакостью… Скривится рожицей
Чёрно сморщенный чёртик ехидный: - Свинья!
Всё орешков тебе? Подавай тебе Золушку?
Затрясётся, смеясь; хохоча, пристыдит:
- Забывай-ка, «мон шер», своё Красное Солнышко,-
И копытцем восторженно зацокотит
И заблеет козлом: волочи, волочи
Поскорей, мол, дурак, ту арбу! – и не смей
Мне отлынивыть!.. Брякнут, впуская, ключи;
Распахнётся дубовая дверь – а за ней
Будут жарить людей,
Предавая огню.
Силе чёртовой всей
Первым блюдом в меню
Поэтесса та станет с дырою во лбу,
Что стыдилась по-клоунски тешить толпу
Худосочным стишком – и поэт, что везёт
Ей дрова, исступлённо орешек грызёт,
Угасая в подушках кареты…
…А карета летит в октябре
Золотистом – и Лир до рассвета
Всё грызёт свой орех, одурев…
Что, любовь моя, больно?
Целуй меня в губы.
Мир ужасно фривольный,
Механически грубый,-
Только тускло вдали светит жёлтый торшер.
Я не робот, мне нужен тот мир по душе,
А не этот, где нет
Королевских карет
И в карете у Лира
Позаброшена лира…
…Запорошена гулким вертящимся сном
Искромётная палица под колесом
В даль бегущих карет…
О, ломай руки с хрустом!
О, царапай,- браслет,
Медью пахнущий вкусно
И финифтью эмали!..
…Нет, прощай навсегда.
Мы своё отсверкали.
Из обломков креста
Мальчик с девочкой – новые Лир и Корделия –
Терем строят пусть, страстью искрящий не слабою.
Спи спокойно, моя дорогая Офелия,-
Наши гвозди скрепят их, а не оцарапают.
…..