Голливуд отдыхает –
в полном составе нервно курит в углу.
Я кладу под иглу
патефона
пластинку –
саундтрек этого лета:
Sangue De Berona,
Земфира, песенки Стинга…
В волнах активного радио,
радиоактивного радия,
в фиолетовых запахах-ультра
летнего утра –
я снимаю кино про август.
Изнываю и маюсь,
поздно ложусь, с трудом просыпаюсь,
перебиваюсь
с красной икры на воду,
брожу по городу,
отражаюсь в витринах,
сижу на скамеечных спинах,
подражаю каждому встречному –
алиби обеспечиваю
на время убийства моей
сероглазой нежности.
Тоскую.
Рисую
себе на ладонях,
не меняя пропорций,
исключительно треугольники,
вместо вершин – обручальные кольца
на безымянных любовников.
Скучаю.
И вспоминаю
море – загорелую жизнь
без макияжа.
Столица –
требует камуфляжа.
Плакать можно,
ведь я не накрасила нижние.
Плакать можно,
никто не заметит: ближние –
на расстоянии:
понимания,
шага, крика,
вытянутой руки,
выстрела.
Не заплывай за буйки,
иначе …
Иначе сожмешься до слова «прочие».
Как говорится,
«из забывших меня можно
составить город».
Добавлю – столицу.
И еще: оказалось, совсем не сложно
стереться из памяти,
удалиться,
«как разжалованная прислуга»,
потеряться из вида,
просто исчезнуть.
А впрочем,
я разбиваю себя
на пространство и время.
Так
я чувствую август –
на кончиках пальцев.
Вышиваю по лету –
не напишу «распятому» –
растянутому на пяльцах,
нечто непонятное, угловатое,
экспрессивно-
ассо-
циативное,
интимное.
Пусто место – бывает ли свято?
Мое ремесло – секреты прятать
в складках воздушных юбок.
Но в нашем веке
женщины носят брюки.
Тем не менее,
я ощущаю запахи, звуки,
обладаю адресом, номером телефона,
паспортом, почерком, голосом.
Значит, я существую,
вернее –
изнываю и маюсь,
поздно ложусь, с трудом просыпаюсь …
Вот таким вот образом
я ощущаю август.