Она сидела на полу
И груду писем разбирала
Ф.И. Тютчев
Камень заставили плакать руки немые.
Я, будто в больнице, приводила в порядок
историю смерти.
Что-то искусный мастер сделал —
закапали слезы из камня.
Я улыбнулась и пошла пить чай с вареньем.
(Ты не любил, как известно, чая с малиной.)
Скрипнула дверь. О, призрАк запоздалый,
узкий сквозняк, входишь и смотришь со мною.
Мы перекладываем с места на место листы.
Синее пламя спиртовки в ладони твоей —
синее сердце — раздвоенным язычком
лижет пробирку, где жалкий Гомункул
ест морскую капусту.
В гробик, расшитый серебряным галуном,
сыплем с тобою цветы. Бедный труп охладелый,
лапки скрестивши, лежит,
улыбаясь во сне. Или хмурясь…
(Ты не любил многоточий………………)
Я утопила нежное чадце твое.
Дождь.
Между стеблями кувшинок
синело распухшее тельце.
Синее пламя спиртовки — кофе на нем не сваришь.
Ой, я сварила на донышке,
ой, да и то пролила.
Спи же, чадце мое, баю-бай.
На дне моей маленькой жизни.
Осень 2001– весна 2002