- Превозмогая немоту свою
(побочное бессонницы явленье),
ловлю почти неуловимую струю
(ее поэты именуют вдохновеньем).
Но к ордену наездников пегаса
с неложной скромностью себя не причисляю,
и опыты мои в стихосложенье
(см. рифмованное словоизверженье)
меня не вознесут к снегам Парнаса,
поскольку строк сумбурное круженье
меня не мучит
(вам про то известно),
а, скажем так,
влечет из интереса.
Что возмутило бы дрожащего поэта.
- Но в рифмах проще говорить ПРО ЭТО,
скрывая в вихре слов
и слезы, и усмешку,
и вешать ярлыки,
и ставить вешки.
Все без разбора,
в кучу,
вперемешку
свалить на многотерпеливый лист:
тут ненароком вдруг раскрыть секреты
(Полишинеля, -
но зато интрига),
там, уподобившись попу-расстриге,
кривляться, ерничать,
а то - давать советы,
или орать: «Карету, мне, карету».
Благочестивой прозы облик слишком чист,
чтоб передать подобное глумленье
(томление, смятенье, умиленье
и прочих чувств-с неисчислимый рой).
Ведь строгий и серьезный беллетрист
обязан ткать канву событий скучных
(без разницы – бульварных иль научных)
и выражаться просто и доступно,
поэту здесь проигрывая крупно.
- Поэты иль
(что много хуже)
поэтессы
не говорят, а восклицают –
служат мессу,
в эквилибристике словесной упражняясь,
и многословия нимало не стесняясь,
вещают о страданиях и грезах,
а то некстати вспомнят о березах,
угрозах,
грозах,
розах
и курьезах,
и прочих и т.д.,т.п., и то есть;
на сем, увы, заканчивая повесть.
- Но, очевидно,
что подобный лепет
нимало не влечет людей степенных,
вполне разумных
и вполне надменных,
чтобы чувствительностью глупой не пленяться,
и им всегда есть чем
и с кем заняться,
не выходя за рубежи абзаца
и не сбивая чашечек коленных.
- Пусть их.
Я встану в строй неполноценных,
теряющих здоровье из-за рифм
и строк корявых,
что твое полено.
Мой выбор прост и зол,
а жизнь – не логарифм,
и стих мой,
как измученный Сизиф
пускай плетется по истерзанной тропе.
- Но ведь Сизиф не ворожил толпе
и не скрывал под опереточный камзол
убогое и ветхое отрепье ,
ничтожность пряча под великолепье.
И истину не ставил на попа.
- А все же жизнь на невозможности скупа.