Июль, шурша папиросной бумагой, прошепчет нежно – «Наш вечер вытек
в замочную скважину. Спи, любимый, ты так устал» - и погасит воздух.
Она уйдет - и с последним шагом ее смешное станет великим,
И черные мысли уснут седыми, и «негде» вновь превратится в «поздно»…
И голые тени устанут бегать в траве босиком – и, смеясь, исчезнут,
И ветер, зевая, закроет ставни, и месяц сделает вид, что занят,
И небо снова захочет снега, но будет нечем и будет неза…
и те, кто нами проснется завтра, будут немыми, немы… не нами.