Когда Годлевский тянет блюз,
себе руками помогая
чуть-чуть,
я каюсь, я боюсь, —
не женщина,
а мать другая
носила в чреве тайный плод,
зачатый пылью всех галактик. —
Как безмятежно он поёт!
И рухнет сцена в пятом акте
под тяжестью бесовских нот.
...
Паломники истопчут Русь,
пока Годлевский тянет блюз.