OOOOOh baby!
Живая боль в моем виске.
Я не могу не пить, ни есть.
На незнакомом языке
я сообщаю эту весть.
Я русский начисто забыл –
теперь Толстого не прочесть.
Полощет мозги осьминог,
рассвет вгрызается в окно
и голос (кажется, Миноуг)
из радио твердит одно:
что мне пора ей позвонить,
но номер занят все равно.
И невозможно долго ждать,
ведь час от часу тяжелей.
Я не могу не пить, ни жрать –
я сам ходячее желе.
Скрипят морщины возле глаз,
печаль застыла на челе.
Врачи сказали – нервный тик
и предрекли казенный дом.
А я живой и лишь язык
во рту ворочаю с трудом.
Мне снится ночи напролет
покрытый льдом аэродром