Был такой Анатолий Щукин -
Зажигательной силы поэт!
Я поэта беру на поруки
Перед казнью забвением лет.
Где-то в прошлом, в тупой казарме,
Истязаясь от чувств и мук,
Вне пространства судьбы и армии
О подружке читал мой друг:
" Анатолий Щукин
Твои глаза, как пара воронов,
Сюда слетелись ровно в полночь,
Мне на погибель или в помощь?
Они - свидетели, иль воры?..
Делили долго, жадно, поровну...
Смыкались крыльями проворно.
Твои глаза, как пара воронов,
И ночь на все четыре стороны..."
.
.
.
П Р И М Е Ч А Н И Е.
Только вчера, 26 февраля 2014г. узнал, что прошло уже полтора года, как мой друг Толя Щукин умер,
а нам так и не удалось снова встретится после случайной встречи с ним в 1965г. в коридоре МЭИ,
где мы оба, как оказалось, учились на радио-техническом факультете (только он на вечернем, а я на дневном),
хотя это стихотворение на Стихире было давно опубликовано - 04 декабря 2001г., и вызвало бурную дискуссию.
Я тоже читал стихи на Маяковке (http://www.stihi.ru/2002/04/02-23), но когда ещё с ним не был знаком. А познакомились с ним
как раз вспоминая про Маяковку, в армии, в учебке военного городка "Медведь" Новгородской обл.,
и встречались в так называемое "личное время" в полуподвальном помещении аракчеевской казармы,
где под Парадной лестницей был помост со штангой для всех, и когда никого не было, кроме совсем уж
немногочисленных, но благодарных и слушателей, и авторов, чтобы читать друг другу свои стихи,
как бы продолжая Маяковку, а кто и чтобы петь под гитару собственные авторские песни.
Мир его праху!
УСПЕНИЕ СТИХА: Сб. стихотворений 1960–2008.
М.: Европейские издания, 2009. – 346 с. 500 экз. (п) ISBN 978-5-9879-7021-8
Анатолий Щукин (р. 1940) – поэт, кажется, вовсе не опубликованный (за исключением самиздатовских журналов «Бумеранг», «Феникс», «Сирена»), что даже несколько странно: несмотря на общую неразбериху с «картографированием» неофициальной послевоенной поэзии, очень многое издано – если не отдельными книгами (здесь – гигантские пробелы!), то хотя бы подборками, пусть и небольшими, на бумаге или в Сети. Однако вот: собрание стихотворений оригинальнейшего поэта, подлинного классика андерграунда, причем раннего его поколения – времен чтений на площади Маяковского в 1959– 1961 гг., бывших ярчайшим оттепельным явлением – разумеется, совершенно неприемлемым для властей.
Феномен этот обрисован в ряде воспоминаний, и в них то и дело возникает имя Щукина (который, впрочем, выступал под эпатажным псевдонимом «Анатолий Ветер») как одной из самых ярких фигур, участвовавших в этих неофициальных чтениях. «Его стихи уже тогда привлекали внимание, он прекрасно их читал, молодежь того времени восхищалась ими» (Юрий Мамлеев); «На меня – кажется и на всех – особенно сильное впечатление производил Анатолий Щукин.
Свои талантливые и необычные стихи он еще и читал прекрасно…» (Владимир Буковский). Мемуаристы отмечают момент произнесения текста, его телесно-аудиальное бытование – единственно возможная широкая публикация в «догутенберговские» времена. Можно сказать, что поэты площади Маяковского – кстати, из этого движения генетически вышли авторы СМОГа, такие, как Леонид Губанов и Владимир Алейников, – создавали альтернативную эстрадности официальных шестидесятников поэтическую среду. Этот проект оказался утопическим – поэты следующего поколения окончательно ушли на кухни, – но прекрасным и необходимым для раскрепощения молодого творческого поколения.
Поэзия Щукина кажется формально изломанной, но при этом вовсе не ориентированной на эскапический негативизм. Во многих вещах поэта присутствует пафос афористичности, хлесткости (отсюда – любовь Щукина к восьми- и четверостишиям), эффектности, отчасти унаследованный от революционно-романтических поэтов 1920–30-х (вообще – принципиального ориентира многих авторов рубежа 1950–60-х): «И песенки бульварной недозволенность / И кирпичом скрипящая тоска / И волосы твои о волосы / Твоих волос неправильный оскал». Однако стремление к деавтоматизации стиха, к его принципиальной деформации, конкретистско-примитивистское письмо при одновременном подключении метафизически ориентированного образного ряда позволяют задуматься о близости Щукина к тем же смогистам (особенно Губанову) и, в меньшей степени, лианозовцам. Неожиданно возникает здесь и параллель со стихами Эдуарда Лимонова, – поэтов объединяет общая непредсказуемость поэтического движения: «Лучше б меня убили / Где-нибудь в степях под Тоцком / А меня любили / Блок Есенин Троцкий // Лучше б мне сойти с ума / Где-нибудь в полях под Капеном / А меня учили страдать слова / Слова из писем папиных». Нынешний сборник – пример того, как итоговая и одновременно первая книга поэта несколько изменяет наше представление о не столь давнем прошлом отечественной словесности.
Даниила Давыдов, "КО", №5, 2010