Мы рождаемся внутрь.
Мы долго носим что-то внутри, тяжелые душой, больные и счастливые
этой тяжестью, не понимая, отчего так больно, тяжело и счастливо,
отчего тошнит душой на бумагу, отчего так хочется выть в телефон
случайному другу, и мы нервничаем по пустякам, мы ищем в мире, вокруг - ищем все, что накормит это жадное
нечто, растущее внутри, это существо, которое мы еще не знаем, не видели,
и, найдя, с радостью скармливаем ему все - небо, цветы, друзей, мать и отца, наши любови,
все наши исступленья, обеты, епитимьи, книги -
ему, ему, этому кому-то-чему-то, которого не понимаем, но которого уже любим...
который завтра родится.
нет, не завтра - долго, долго, годы еще...
Еще годы - и мы слышим этот пульс внутри, этот голос внутри,
который говорит - ты ничто, я - все, трещи по швам, разрывай лоно
вчерашней души, роди меня, и мы...
Мы рождаемся внутрь.
И просыпаемся, и держим себя в руках,
и показываем этому новому себе, которого почти не узнаем в зеркале - смотри,
это мир. Тебе, новому, тут жить.
И смотрим его глазами,
и - удивляемся,
завороженные, восхищенные.
Мне, бывшему - смотреть, как живешь ты, рожденный... пока я, вчерашний, еще, улыбаясь, чуть жив.
И мы учимся жить им, мы даем ему жить нами, ему, вновь рожденному.
Первые шаги, первые слова, первый восторг...
Первая любовь.
Первая боль.
Он, едва рожденный, уже носит под сердцем.
Того, кто родится внутрь нас. И этот он-я-мы услышит, почувствует...
Тот же пульс, тот же ритм, тот же властный голос изнутри.
И где-то в конце этой цепи перерождений внутрь он, сотый, тысячный он вдруг
с болью и любовью и ужасом смерти почувствует, что он - последний.
Что тот, кто под его сердцем - не родится здесь.
Не сможет дышать здесь.
- - -
Мы рождаемся внутрь.