псевдояпонское

Татьяна Бориневич -Эклога
Эмбрионом свернуться. Идеальный модус
Вивенди. Просыпаться раз в год. Не чаще.
Моя скорость неспешней капли мёда,
Ползущей вниз по бортику чашки.
Даже пристрастье к  вою волчьему,
Мной утрачено. Да и что в нём проку.
Лень романы писать. И, в общем-то,
Стишки бы сжать до размеров хокку.

Ну, залечите же! Залечите же!
Живое сердце до тверди мраморной.
Мои расстояния незначительны.
На них не встретишь медведей-мамонтов.
Мои трофеи совсем карманные.
Чуть меньше даже. И не геройские.
Охочусь на  мошек, блох и комариков.
Их мумии складываю в иероглифы.

Не чувствую грань безумия-трезвости.
ЬстёрласмыласлиласломаласЬ.
Моё время даже уже не отрезок.
Сузилось в точку. Как его мало.
Видимо, так и рыдают выкресты,
Прикоснувшись душой к чужому хорошему.
Некогда садик разбить и вырастить.
Лелею бансай, размером с горошину.

За паутиною капитальною,
Прикрывшей Солнце стёклышком дымчатым,
В пространстве, съёженном до капиллярности,
Мельче  пылинки, почти не дышится...
Надгробный памятник... Зачем же людно так?
Пришли опять убедиться воочию,
Как нецкэ леплю из чаинки, сплюнутой,
На церемонии какой-то сволочью?
              * * * * *
Ты поперечен-
Развернул какэмоно-
Широко видишь...
А во мне вертикальность,
Узость тесной токури.