Держась за поручни бегущего трамвая
Чужого языка не понимая,
Я ехал мимо узких переулков;
Вагон бежал порывисто и гулко.
Удобней на такси перемещаться.
Но с кем в такси, скажите, мне общаться?
Народ в трамвае скучен, но раскован,
Язык трамвая рельсами подкован.
Среди бичей, бомжей и проституток
Сороками галдящих в створе суток,
Я вижу девушку, прелестную как ландыш,
Среди тугой, крутой трамвайной банды.
Лежала на подворье куча хлама.
Всё вывезти её пыталась мама.
Не доходили руки до компоста…
И червь, когда-нибудь, дождётся Холохоста.
Он тоже о себе большого мнения.
Он – избранный, Всевышнего творение,
Он превращает мусор – в семя праха.
Ему неведомо, пока что, чувство страха.
О! Holocaust, жертвоприношение,
Его начало – наше завершение.
Как я хотел, трамвайный этот ил,
Из "фоба" превратить хотя бы в "фил"!
Но "филы" всюду мчат на "Мерседесах".
В иных мирах иные интересы,
А у меня трамвайные пути:
И русский дух, и некуда идти.
Но миновала мусору угроза.
И вырос куст, и распустилась роза.
Впитав в себя безумный аромат
Её в петлицу сунул дипломат.
Пути Господни неисповедимы.
Погибли те, а эти невредимы.
Прах перегноя в жилы превращён.
Всяк, приносящий жертву, освящён.
Любите! И вы будете любимы.
Движения судьбы неотвратимы.
Втираясь в переполненный трамвай,
Ты от судьбы богатств не ожидай.
А розе, что взошла на перегное,
Найдётся применение иное.
Ей Божий перст заклятье начертал.
Вот первый лепесток уже упал.