Июньской ночью, в комнате, на ложе
я возлежал, следя как свысока,
по стенке прямо противоположной
спускались два красавца паука.
Один был чуть побольше, темно серый,
другой еще побольше и темней,
Супруги, видно, - следовала верно
она за ним, иль он спешил за ней.
И думал я, - к чему моя супруга,
(по коей в отдалении скучал),
едва ли не без чувства от испуга,
при виде безобидных паучат.
И догадался - с родом пауковым
у нас договорен один предмет:
они ко мне не лезут под покровы,
а я не нарушаю их тенет.
Жена, хоть и прелестная во всяком,
в политике, увы, недалека,
и потому, то шваброю, то тряпкой
нет-нет, да и зарулит к паукам.
Те, будучи от рода слабосильны,
психический освоили прием,
и из углов сырых, иль густо пыльных
пугают чуть не до смерти ее.
Я дум своих пленился красотою,
(что сделаешь, - пленяет красота),
и стену оглядев… нашел пустою!
О боже мой! Стена была пуста!
Недоброе почувствовав всем телом,
я дернулся и простынь отшвырнул,
и все внутри меня похолодело…
Вторжение! Мы втянуты в войну.
Один паук на ногу вероломно
карабкался нахальностью ведом,
другой, подлец, устроился укромно,
в районе пятки свив себе гнездо.
Я подскочил стремительно, я взвился,
ударившись пребольно головой,
доверчивый, жестоко поплатился -
нарушен мир, нарушен мой покой…
Мораль созрела: «В умозаключеньях
нет тождества меж броской красотой
и истиной, прекрасным увлеченье -
прекрасный путь, но путь и непростой!»