Эй, проводник, добавь-ка в топку уголька.
В твоем вагоне я маленько задубел.
Но все-таки поспал. Привиделась река,
И в ней полно девичьих стройных тел.
Играют, плещутся, резвятся нагишом,
Лишь волосами занавесясь. Белы, черны, рыжи…
И знают обо мне… Мой взгляд им нипочем…
И я скорей, скорее к ним поближе.
Ну, подбежал и стал снимать тулуп.
Они как грохнут, прямо оборжались.
Одна кричит «Да он, похоже, глуп.»
Другая - «Ха-ха-ха, не зря мы задержались.»
Кричат «Давай, давай! Смелей, мужик!
А не боишься все хозяйство отморозить!?»
Обидно стало мне, товарищ проводник,
Ору «Кто мог такую хреновень сморозить?»
А мы ж уже вдвоем стоим… на берегу,
Скорее я при нем, чем он при мне… Маячим.
«Раздвиньте ножки, солнышки! Я к вам сейчас иду!»
Вдруг вижу – ножек нет… Одни хвосты… Русалки, значит.
Весь нижний их этаж без раздвоений и… без углублений.
Я аж вспотел от этих разумений.
Тут их старша’я стала речь держать
«Ведь я тебя могу… и утопить и обкорнать,
За то, что меры нету похоти твоей,
За то, что ты русалок принял за …людей!
Но если в мире вашем станет не с кем повстречаться,
То мир русалок перестанет прибавляться.»
Тут вся их женско-рыбная флотилия
Хвосты включила и пропала.
Но рыженькая там была одна… ну просто лилия,
С большо-о-ю неохотой уплывала.
И на прощанье, - слушай меня, гад! –
Она ногами! сделала шпагат!…
Когда б ты уголек не экономил,
Я б рыженькую ту не проворонил.
Когда б ты лучше наш вагон топил,
Я б рыженькую ту не отпустил.
Налей-ка мне чайку, да завари покрепче,
Мне с чифирьком скорее станет легче…