Лёд
1
Она прозрачна, как слёзы,
Она есть начало мира,
Она, отражая звёзды,
Всю землю вскормила;
Она породила жизнь, и
Она не имеет формы,
В лицо её капли брызни –
Они благотворны,
И стоит напомнить снова
Во имя Отца и Сына,
А так же Духа Святого –
Она – триедина:
Она может быть бесплотной,
Воздушной, не схватишь руками,
Она может быть холодной
И твёрдой, как камень.
2
Громадный корабль являл собой
Дерзкий двадцатый век,
Вода ещё была голубой
И счастлив был человек,
И плыл корабль по воде наугад,
И не считался с водой,
И каждый четвёртый на нём богат,
И каждый второй – молодой;
Они били с палубы птицу влёт,
Хотя попадали с трудом,
Они опускали шампанское в лёд
И пили виски со льдом,
Но кончился день, что живых хранит –
Голодной была вода,
И стала она твёрже, чем гранит –
Громадная глыба льда…
И бросились люди сквозь тьму и крик
За место в шлюпке драться –
Богат или беден, но равно дик –
Свобода, равенство, братство.
3
Отважный черноглазый серб
Ещё не целился в кронпринца,
Но белый полуночный серп
Луны в холодных водах скрылся,
Ещё пять лет до октября,
Немногим больше - до июля,
И мысли русского царя
Ещё не прочитала пуля,
И недоступная Луна
Земными не осквернена,
Но новый рукотворный ад
В умах рождался понемногу…
Свой голый многотонный зад
Показывал «Титаник» Богу.
4
Истёк океан корабельными ранами –
Победу богам в их сраженьи с титанами!
«Титаник» - таинственный знак невезучести,
Вези обречённых навстречу их участи!
Вода непрозрачная, вечная, чёрная,
Но что это белое, нерукотворное?
1997.
1997
Поэма Города
Вечер, и люди по снегу, и в их
Крови - сто тысяч кровей,
И тьма наступала на город живых,
Что всех городов мертвей;
Город, где в снег провалился смех,
Где фонари висят,
Город, что вытерпел больше всех
За восемьсот пятьдесят
Лет - четыреста тысяч дней -
Столько же и ночей;
Что - то есть в нём невозможно древней,
Может быть, выход в царство теней
Тепло, ещё горячей
Город, который нельзя усыпить -
Он не спит до утра,
Город боится ночью испить
Собственное вчера,
Город стал целью для умных ракет
И средством для жадных людей;
Город, кричащий: « Долой!» и «Нет!»
С улиц и площадей,
Может быть добрый, а может -злой
/Мне ли его судить/,
Самой высокой в мире иглой
Небо сумел прободить,
В нём каждый третий наверняка
Не доживёт до седин,
Сыплет пудру на облака
С МиГов тридцать один
Город, который горел раз пять,
Но победил огонь,
Город, который нельзя распять
И раздавить ногой,
Но Пушка стрелять разучилась давно,
И Колокол не звонит,
И люди забыли о прошлом, но
Кремль память хранит -
Пять Иоаннов запомнил он
И десять ханов Орды,
Помнит и то, как Наполеон
Лишился своей Звезды;
Помнит он две мировых войны,
И то, как на брата - брат,
Помнит на площади у стены
Тысячи трупов смрад,
Там фараон глухой и слепой
Спит, но не видит сны,
Там дядя Джо уходил в запой,
Не веря в начало войны,
Город хотели уже не раз
Взорвать, затопить, сломать -
Оттуда в ответ отдавали приказ;
«Покажем Кузькину мать! »
Город запомнил, как третий Рим
Рухнул за десять лет,
Дом, что был белым, но чёрный дым
Выкрасил в чёрный цвет,
Город, где друг - это полувраг,
Город не помнит добра -
Вот почему он боится так
Собственного вчера!
Поэма Чуда
Визгом пронзительным режут слух тормоза -
Вот и удар, и бессмысленный звон стекла
Смерть, говорят, забирает у душ глаза -
Галлюцинация из затуманенных глаз текла
И превращалась в пар, пар превращался в тучу,
Не разжимался кулак, тайну записки храня
С надписью странной; «Зачем вызывали меня?»
Боже! Летучий! Летучий? Летучий
Корабль
Плыл над землёю метрах, наверное, в десяти,
Мачты его были выше, чем многие здания -
Слева и справа, и на корме: «Прости» -
Стало быть, это название!
Переливалась пушек старинных медь,
И люди боялись смотреть на палубу судна,
И пушки молчали - они не сеяли смерть,
И люди не верили - в правду поверить трудно;
С палубы мрачно смотрели вниз мертвецы -
Кости в обмяски одеты,
Дети, не бойтесь - это же ваши отцы,
Внуки, не бойтесь - это же ваши деды;
Думали люди, откуда он прилетел
И под дурным влиянием Карла Маркса
Предполагали, что это корабль с Марса,
Или, быть может, американский Stealth, А невозмутимая наркота
Думала: «Травка не та! »
Старый корабль был чёрен, дыряв, горбат,
Солнце полудня его освещало сбоку,
Тень от него искажал и ломал Арбат,
Только старушки крестились, молились Богу.
Судно приблизилось к красному краю Кремля -
От ожидания вся замерла Земля -
Что-то должно случиться, и в тот же миг
Над ним появился МИГ.
Нарисовала красная пляска огня
Надпись на небе : « Зачем вы убили меня?»
Пламя исчезло, но странный холодный дым
Облаком белым, как дым от фосфорных спичек,
Плыл над землёй непрозрачен и невредим
Остановился и сжался, впитался в кирпичик,
В маленький чёрный параллелепипед,
Красною площадью выпит...
.
Незаконченная Поэма.
Ветер был очень сильным,
Ветер выл от тоски,
Метался над морем синим,
И там, где поют пески,
Пылью и снегом белым,
Или листвой шурша
Не обладает телом,
Ветер - он весь - душа
Ветер был вечен, вечен,
Ветер, почти земной -
С каждым живым обвенчан
И отошедшим в иной
Мир, горы может развеять,
Но слова не может сказать,
Но люди умеют не верить
В то, что видят глаза,
Ветер сметал с базальта
Многовековый прах -
Если наступит завтра -
Вечно пребудет страх;
Чёрный кусок брусчатки
Брошен, истоптан, забыт,
Хранит в себе отпечатки
Пальцев, колёс, копыт,
Вся мировая усталость,
Вечная боль Земли
В чёрную точку сжалась
Только надолго ли?
И день был почти обычен,
И город - почти живой,
И только один кирпичик
Выпал из мостовой...
За ним и второй и третий,
Четвёртый, и поутру
Солдат - часовой заметил
Зияющую дыру;
Туда заглянул прохожий,
Но он не увидел дна,
А кто-то сказал: «О, Боже,
Всё больше, всё шире она!»
В неё засыпали щебень,
Но он провалился вглубь,
И был воробьиный щебет
Так необъяснимо глуп;
«Но этого быть не может!» -
Гласил учёных вердикт,
Но дух человечий - ничтожен,
А страх человечества - дик;
Все ждали звука паденья -
Дыра продолжала расти,
И вскоре закончился день и
Солнцу сказал: «Прости!»
А ветер всё выл и бился,
Но предупредить не мог,
И людям самоубийство
Свершить не позволит Бог .
1995 –97.
Андрей Шитяков
Отечество.
1.
«В полдневный жар в долине Дагестана…»
М.Ю. Лермонтов.
Попробуй-ка вспомнить – всё было недавно,
И наши страдания – всё богоданно,
И трупы вповалку вокруг Валерика –
Хранила поэта крылатая Ника.
И горцы, сражённые – тело на тело,
И в головы меткая пуля летела,
Но только страшнее, чем воины юга
Звериная зависть фальшивого друга…
Мы пели и пили во славу России,
Мы молоды были, мы были красивы.
В любви и во гневе мы были святыми,
И были для нас облака золотыми,
Но всем нам предательски поодиночке
Во лбу понаставили красные точки…
Великой победе – клеймо побеждённых,
А дети, – а сколько детей нерождённых,
Но крылья раскинула белая птица –
Безгрешным воздастся, а злу не простится!
2.
Ах, как жизнь наша коротка…
Чёрный-чёрный ствол боевика…
Почему так холодно внутри?
Только маме, брат, не говори…
А зелёнку «Шилка» подстрижёт,
Видно их Аллах не бережёт,
Только станет, станет ли живей
Паренёк, один из сыновей
Нашей, всеми преданной страны?
И целует в губы Тень Войны…
3.
У командира тяжела работа –
Промок от пота,
«Ильюшин» оторвался от бетонки –
И воздух тонкий…
Уже привычен в грузовом отсеке
В двадцатом веке
Там только сгустки, сгустки жаркой боли,
По чьей же воле?
Ну что ж, лети, лети к своей невесте –
«Груз 200».
4.
Та птица, что над нами вьётся,
Простит тебя, простит меня! –
Лети, дракон, закрой им солнце,
Сотри их мир стеной огня…
«Дух» на взрывной волне распятый,
Он больше не увидит снов…
За Новый девяноста пятый,
Горящих в танках пацанов.
Средь залпов пушек молкнут песни,
Не может замолчать одна –
Кричи: «Империя, воскресни,
Восстань, великая страна!»
08,1999.
Смерть Иоанна.
На улицах города грязь и вода –
Чего вы хотите – так было всегда…
Вступает в Москву вереница коней,
И женщина едет верхом перед ней,
Лицо её белым закрыто платком…
О чём опечалилась или о ком?
Перчатки на тонких девичьих руках,
И белая птица над ней в облаках.
Она восседает на белом коне,
За нею солдаты в тяжёлой броне,
Лица не увидишь за сталью забрал,
Наверное, Дьявол их лица забрал…
Опричные пули пройдут без вреда…
На улицах города грязь и вода.
А птица на крыльях несёт синеву…
Так смерть Иоанна вступает в Москву.
А царь православный в палатах притих;
Священник читает молитвенный стих,
Бояре напились зелёна вина,
И в чём же твоя перед ними вина?
Мятётся, не зная покоя, душа;
Спокойны лишь кости на дне Иртыша,
Зрачки его мутным безумьем полны,
Глаза его видят туманные сны…
И стены Казани встают из огня –
Кричит Иоанн: «Не меня! Не меня!»
Он видит, как гибнет держава в огне,
Вполголоса требует: «Сына ко мне!»
У сына в глазах неземная тоска
И алая струйка течёт из виска.
И птица садится на крышу дворца –
Наследник, увы, не достоин отца…
Незваная гостья не знает преград,
Ты грозен, но гостье незваной не рад,
Тяжёлое что-то таится в груди,
Он хочет, не может сказать: «Уходи!»
Пред ним разверзается тьма, а пока,
Царя отделяет завеса платка.
«Тебя ль мне бояться, царица теней»,-
Беззвучно Иван обращается к ней,
«Не ты ль приходила к коварным врагам,
Бросала их головы к царским ногам,
Но кто после Фёдора сядет на трон?»
И гостья рукою отметила: «Он!»
И царь православный вздохнул тяжело,
В глазах загорелось бессильное зло,
Из этих мятущихся чёрных зрачков
Легло на Бориса проклятье веков.
А гостья платок убрала не спеша…
Преставился царь, отлетела душа.
Прохожих случайных толкая во тьму,
Она уезжает – спешить ни к чему,
Но едет процессия с новым конём –
Вы видите, грозный властитель на нём,
И Русь не забудет его никогда…
На улицах города грязь и вода.
06.1999.
* * *
«Что это было?» – спрашивали вы.
Как трудно жить и верить в настоящем.
И долгий белокрылый крик совы
Рождённым песня – песня уходящим.
Но я коснулся твоего лица,
И прах меж пальцев сыпался на ветер…
Любовь и боль и песня – до конца,
И солнца свет – неизмеримо светел…
Когда зима окончится весной,
Когда земля очнётся от распятья,
Раскинет ангел крылья надо мной –
Крыло избранья и крыло проклятья.
«Что это было – мы обречены?..» –
Всего лишь страх и мысли о грядущем.
Мы любим, верим в сказки, видим сны,
А Бог дарует любящим и ждущим.
02.2000
* * *
Почему на рассвете всегда холодней?
Почему этот ветер касается уст?
Или мы не заметили лунных теней,
Или мир безответен, испуган и пуст?
Это утренний ветер сказал мне молчать,
Потому, что он знает, что рядом не ты,
А над нами – луна – фараонов печать
Заклеймила пол неба пятном золотым.
И Земля по наследству достанется нам.
Небеса – обитателям древних гробниц,
А по детским рисункам и сбывшимся снам
Тот, Кто выше – раздаст журавлей и синиц…
Кто-то смотрит на нас с рукотворной звезды,
И под ним проплывают огни городов.
Метеор исчезает в конце борозды –
Этот пахарь кровавых небесных следов…
Если твердь пирамид превратится в песок,
То не медли с ответом, и тайну открой…
Иисус, я подставлю под выстрел висок,
Только вряд ли сумею подставить второй…
05, 2000.
* * *
Кто расшифрует звёздную клинопись
В небе, чёрном как смоль?
Женщина сможет под сердцем выносить
Жизнь, спасение, боль.
Знание тайны вряд ли простится мне,
Знаю, только постой –
Между земными белыми птицами
Разве не Дух Святой?
«Разве Господь говорит загадками?»–
Вам подавай чудес.
Дети пытаются сбить рогатками
Даже звезду с небес.
Мальчик придёт и чистый и искренний
В дом Своего Отца.
Обезоружит наивной истиной
Старого мудреца.
Взгляда лучистого, чистого юного,
Хватит любви на всех…
Тайная клинопись неба безлунного:
«Боль. Спасение. Грех…»
07,2000.
* * *
А это был почти весенний дождик,
И самый первый на Земле Художник,
Чьё имя мы упоминаем всуе,
Свои картины на стекле рисует.
По стёклам он штрихует без нажима,
И манят нас к себе неудержимо
Портреты, что неясны и знакомы,
Не отвечая, спрашивают: «Кто мы?»
Но зимний ветер продолжает биться,
Но зимний ветер искажает лица…
От отраженья ничего не спрячешь –
Спроси у двойника: «О чём ты плачешь?»
03,2000.