Северянину

Kharchenko Slava
Хризантемы бетона!
Соты огненных окон!
Ветер параболических,
блюдцевидных антенн!
Небоскребами вздыблен,
небоскребами соткан
воздух патоки черной,
запах улиц и стен!
Аллилуйя порядок
распростертых палаток,
тротуарных распятий,
зубоскальных реклам!
На ресницах
столицы
даже говор эмален,
даже говор печален
с говорком пополам.

Но местами попавши
в лебединые шеи,
в сталеносные вены
газопроводных спиц,
загорается слабость
то ль в груди,
то ль в коленах,
и рождается песня у подземных певиц.
Где же, где же
Манежи?
Что же, что же
погоже?
И похоже
на звуки со старинных пластин.
В разыконеннных ликах
та же скорбь, те же муки.
И рыдает гитара, и поет  клавесин.

Фонари бледнолицые совещаются в тенях.
Бигуди бензовозов шепелявят мосты.
Проползают меж зданий стебли тонких растений.
Это тоже дороги, это тоже цветы.

Почему ты целуешь руки так осторожно,
словно хрупкие пальцы никому не нужны?
Словно завтра не будет, и совсем невозможно
слышать легкие вздохи, видеть зыбкие сны.

Обожать хризантемы, проводить параллели
от Востока на Запад, от Китая в Сибирь...
Тротуары росисты. Фонари заалели.
И над крышами зданий вьется терпкий имбирь.