ОБРЕТЕНИЕ
"Призраки вызываются нашей
тоской. Иначе они не смеют.
Дотоскуйтесь до отчаяния, и
они станут полновластными
хозяевами ваших дней…"
Марина Цветаева
Я – дотосковалась до отчаянья…
Но не призрак Вы, а таж Душа,
Зримая почти, и – не печальная…
И люблю, давно забыв дышать.
Избраны: средь бывших и идущих,
Будущих – людей, из всех – стихий,
Ликов, лет, явлений всех грядущих:
Вы, Душа и все Ваши стихи,
Все, что – Вы. И прочь ограничения!
Всё возьму и тем же возвращу!
(Правда, не достанет мне свечения,
Можжевельник Вам за то взращу.)
-Как же - Вас! Или - стихотворения!
-Ах, непарны – "туша" и "душа"?
-Не было в раю столпотворения:
Что так перемедлили, спеша?
Разве не могли в году рождения
Моего – лишь цифру изменить?
-Может, и неверное суждение…
-Птицы – превращаются в огни?
-Вы берете право полновластное
Править кораблями и пером?
-Помню, что противница негласная
Вещи. И что: действие – добро.
-Да, пойду в любые измерения.
-Да, пойду - в костры, бои, века:
Сердце – самоценным заверением
Вашего – вся – плащ – ученика…
СТРАШНЫЙ СУД
"Как билась в своем плену
От скрученности и скрюченности.
И к имени моему
Марина – прибавьте: мученица"
Посланница всех богов,
Представшая в образе женщины,
Не гостья Земли, а Гость,
В сиянии всей увенчанности.
И Ангельский светлый лик
Невольно отпугивал грешников.
И гордый – орлиный – клик
Будил палачей и приспешников:
Все изыски всех ловцов
Облавой – вставали – жестокою,
И ружья – в одно лицо! –
Стреляли все – в зеленоокое…
Но длился – по Воле – срок
И стихия сменялась стихиею,
Сменяло волну – перо
И пеной взлетали стихи её,
И не было им пустынь,
Им все измерения – условности…
Сквозь смерти порог и стынь –
Вам – наши – коленопреклоненности:
Поэту. Без мер – Душе
Где слов отыскать благодарности?
Оркестров каких туше
Сумеет воспеть лучезарности
Ангела? Хлеба ли – дар?
Биение сердца живущего?
О, чем искупить удар
Слов, мукой безмерною рвущие!
"Как билась в своем плену
От скрученности и скрюченности.
И к имени моему
Марина – прибавьте: мученица".
Обет покаяний каких
Сменил бы событий течение?
Будь проклят, кто строил скит,
Чтоб Вас в нем держать в заточении!
За слез Ваших бедных боль
И Бог не подаст отпущения!
За эту, такую боль
Никто – не получит – прощения!
УЧАСТЬ
Слово – дом мне. Но и казнь:
Написала? Встанет!
Револьвер ли у виска?
Ангел ли предстанет –
Тот, с последнею Трубой,
С финишным сигналом:
Все описанное – боль,
Путь до всех Синаев,
Ливни черные камней,
Сумрак одиночеств,
Сумасшествие коней,
Всех ночей пророчесть,
Все пустоты встречных душ,
Раны всех обманов,
Все падения на льду,
Слякотей туманы,
Сердца каждая стрела,
Мука каждой пытки,
Все ранения крыла,
Всё бесправье нитки…-
Оживут и вот – в лицо
Злобно засмеются, -
Всем разбоем подлецов,
Пьявками вопьются
Да не выбирая мест,
Не леча – пытая!
Пишешь – смерть, не пишешь – смерть…
Ангел, что ж не встанешь?
САД
Что ж мне дать Вам еще – кроме
Слова? А сердце, душа – Ваши.
За солнцем – так – не боясь грома,
Подсолнух собой – вслед – машет.
Если ж сойдет и уснуть ляжет
Солнце, словно само терпение,
Под весом – всей и всех – поклажи,
Я – без стона, слезы, пенья,
Ожиданием самим – всем – стою,
Так! Сама почти став восходом…
И вот: каноны, псалмы – пою,
Черница сего прихода.
Марина! Вы мне – нет, не кумир!
(Двойники: палачи-фанаты)
Люблю Вас, как целый не мог – мир!
О, если узнать бы знати,
Какое Вы – солнце, какая – ширь,
Всех – злат, всех – камней – сиянней!
Какие богатства какой Души –
Мне – свет! Что за чернью, пьянью
Себя узрели б! И стал бы миг
Им страшнее Судов и адов!..
Знаю, Душа: Вы – за этот мир –
Утешены Вашим садом.
Не ад он, не бред, ни лет – души,
Поцелуй Тишины – да в глаза:
Бессонье на сон изменить в тиши
Благодарный Бог приказал…
НЕВСТРЕЧА
Не славы ищу я – ответа молю.
Да нет, не ропщу я, что вечно – люблю:
Царя, и прислугу, и злого раба,
И руки на плуге, бродячих собак,
И пыль на дороге, и солнца – пожар,
Последние дроги, сверканье ножа,
И рвущее пенье гитарной струны,
Зимы дуновенье, дыханье весны,
И дым сигареты, и кофе – глоток,
И чьи-то портреты, ревущий поток,
И Деву Марию - как солнце! – люблю…
Но как же Марине – стихами – молюсь
И как же тоскую я вечно о ней!..
Как Душу такую не встретили мне?!
Лежат между нами полвека стеной,
И вою, стенаю, как пес под луной…
Кого-то пугала (!?!) безмерность Души,
И - в дверь сапогами: "сама согреши!"
Марина! Я к Вам бы - рубила дрова,
А Вы б - целованьем - растили слова,
Я денег достала б Вам - целый мешок!
Весь быт бы усталый - ко мне перешел:
Я б мыла, стирала, варила супы,
Следы вытирала несытой толпы…
Я, как Вы хотели, - Вам время б дала.
И Вы бы летели над гладью стола -
К горам, и к Тезею, на рыцаря грудь,
Вы б - мощию всею - молились в бору…
Но - роком - меж нами невстреча легла.
И к Вам меня - снами - несут два крыла.
Я в сны - словно с башни лечу - на кинжал:
Но - снится мне Ваша прическа пажа,
А в сердце - волною - и голос, и глаз…
Я жизнь бы - ценою - за Вас отдала:
Одна бы Вы встали к огню моему:
Я здесь так устала вычерпывать тьму…
РОМАНС
Мне всегда не везло в игре…
Говорят - повезет в любви!
За какие же сонмы вин
Я на этом молюсь костре?
Не награда любовь - беда.
В сердце мне - сотни тысяч жал.
Плачу я. А тебе - не жаль:
И - с оттяжкой - опять удар.
Боль до края и через край.
Раскаляются шомпола.
Чем тупее, тем злей пила.
Ты не любишь, и, значит, - прав.
И в душе - как на полюсах,
Ветер душу избередил.
Сердце вырвать бы из груди
И отдать на съедение псам:
Ложь пытает в сто тысяч жал
(Вижу явно, как путь кровав),
И все помню твои слова:
"Ты - рыдаешь, а мне - не жаль…"
Я вершу ежедневно грех:
Я о смерти молюсь, молюсь:
Бессердечного я люблю:
Мне всегда не везло в игре.
ПРЕДСКАЗАНИЕ
И знаю я: умру я скоро.
А ты меня - переживешь.
И ты тогда - мои укоры,
Мое страданье - призовешь:
Не только строчки, запятые
Призовешь даром - из души.
Как смог! В минуты золотые
Ты повелеть мне: не пиши?!
И в краткий миг у райской двери
Я не успела ни строки…
А в отдаленьи выли звери,
Мой окружая бедный скит…
Всех одиночеств - одиноче
Я каждый миг тебя ждала!
Из белой соли черных строчек
Стихов я кружево плела…
Десятки лет в печали станешь
Ты петли слов перебирать.
В тоске умрешь, и снова встанешь,
Не зная - брат ты или враг?
Или - единственно любимый?
Или – единственный палач?
Я – помню всё, я всё – забыла,
Тебе оставив – зеркала.
Сбиваясь в счете, сосчитаешь
Ты слез моих жемчужный клад.
И ужаснешься, – что не таешь,
Ты в стихотворных зеркалах…
А я, утешенная Богом,
Еще в стихах тебя простя,
К тебе, охваченном любовью,
Приду – в последний сон слетя…
ВОРОЖЕЯ
Четвертый, напрасный год
Горько стекает в Лету:
Как сокол – печально гол –
Плачет в ненастном лете.
Давно уж расстались мы –
Я дням потеряла счет…
Цветы посреди зимы –
С телами погибших пчел.
Ах, бабушка, были дни:
Кружил обещаний рой –
Лелеять, любить, хранить,
И дать и приют, и кров,
Сокровища всех миров
Обещаны были мне!
Невидимый вдруг порог
Крылатых убил коней…
Ах, бабушка, средь цветов –
Но мертвых – очнулась я:
Разбит, стоит фаэтон,
И слышен крик воронья,
И пара ужасных птиц,
Глядела куда-то вдаль,
Средь мертвых каких-то лиц
Кто-то вдали рыдал…
А милого князя взор
Спокойно на всё глядел…
Широк – моих мук – узор…
Там ворон –такой! – сидел!
…И этот узор никак –
Года! – не распутать мне!
Ах, бабушка, - жжет тоска,
И волосы белит снег:
Я видела смерть коней!
И князь разлюбил давно…
Как смерти посланник – снег –
Всё веет в моё окно…
Узора крепки шелка!..
Ты ворона – унеси!
Ах, бабушка – жжет тоска:
Отворожи! Спаси!
Бабушка! Ворожея!
Отворожи меня! не знаю дороже я
Свободы – что отнял князь…
ЗВЕЗДЫ
Когда-то давно - мои годы считались
На пальцах одной лишь руки -
Я так в упоеньи о звездах мечтала,
Жалея, что так далеки!
И я у отца, тогда бывшего рядом
Спросила: "Где к звездам пути?"
"Туда, - отвечал он и словом и взглядом, -
Сквозь тернии надо идти!
А тернии - остры, жестоки, колючи
Не в тело - а в сердце войдут!
И мукою черною сердце измучат,
Покой навсегда уведут…"
Но звезды прекрасные в душу глядели,
И звали к себе - в небеса!
Но боль - все равно не имеет пределов,
Но жизнь - это тигролиса!
И я - на дорогу, ведущую к звездам,
Ступила, не меряя бед,
И боли - не капли, не плети - а грозди
Достались мне, вольной рабе!
И мчится душа - по спирали - все выше!
И тащится тело за ней.
Незрима, но боли рыдания - слышит
И мучится болью - вдвойне,
И новые иглы щетинятся грозно…
Но поздно уже - выбирать:
Пусть тернии - рвут, но держу я - на звезды!
Без них жизнь - не храм, а сарай!
ПЕГАС
ЭЙ, Пегас! Да ты взбесился, что ли?!
Да куда же ты меня занес?!
На простор хотела я, но - поля.
Ловко ж ты прикинулся конем!
Сам пришел, и сам согнул колена:
Покатаешь - обещал - меня!
Не тебя ловила - я, ты - пленной
Не услышав, скачешь по огням,
Над огнями, вот уже пропали
Эти. До звезды – подать рукой!
Эх, Пегас, - меня до пепла спалишь!
Вымолила я себе покой!
Голову мне ветры с плеч срывают,
Клеть грудную скоро разнесут!
Ученик я, даже не скрываю:
После – одиночество несут.
Мне же дали – до! Я опилась им!
Кто со мною так – наоборот?
Кто распорядился самовластно?
Бедный! Удила порвали рот!
Дай – сойду, и дай – сниму уздечку:
Коли сам пришел – не убежишь…
Милый! Я люблю коней сердечно:
Ляг! На Луге Млечном полежи!
РАЗЛЮБЛЕННОМУ
Как звук после грома
Твой голос сейчас…
Кострово, огромно
Пылала свеча:
Я сердце сжигала -
Твое растопить.
Да как бы солгали
Молящие – пить?
А ты – ухмылялся:
Рабыня – служи!
В другую влюблялся,
Купался во лжи.
Я не отклоняла
Ударов в лицо,
А плетка сменялась –
Под сердце – свинцом:
Ты целился зорко –
Не насмерть убить,
Не в сердце – в семерку:
Рабыня – люби!
Но Ангел – за правым –
Молил за меня.
Из черной расправы,
Из злого огня
Он вывел на волю
Меня навсегда.
Мне смыла все боли
Живая вода.
А ты, обнаружив,
Ошейник – пустой.
Воруешь из кружек
У церкви святой.
И Господу злобно
Грозишь кулаком,
И жаждешь – на Лобном,
У черных мостков,
Да с цепью на шее
Увидеть меня,
И вздыбить Кощеем
Дракона-коня.
Но я – отмолилась:
Уже – не люблю.
Я всё, что спалилось,
Развеять велю
ПЕРВАЯ ВСТРЕЧА
Лицо – в лицо, глаза – в глаза,
Стоим, забыв вдохнуть.
И грудь – гранит, и грудь – базальт,
И нам – в одном тонуть…
Мимоидущий чей-то друг
Коснулся наших плеч.
И разомкнулся тесный круг,
Звенящий на стреле.
Да будет злого шутника
Колчан – навеки пуст!
Да стихнет жажда – все века
Несыто пьющих уст!
Но веселится сорванец
И тетива – звенит.
И на двоих – один венец,
Мольба – не измени!..
Мы в миг один сошли с ума,
Средь ясна-бела дня –
И глаз пожар, и лиц кумач
Закладом – у менял:
За сердце – два, за душу – две,
За двое губ – одни…
К тебе на грудь – моей главе:
За тягостные дни.
О, я не помню, милый, чем
Я до тебя жила!..
…За дар небес, за свет очей
я жертвы принесла.
БАЛЛАДА ОБ ЭВРИДИКЕ
О, Эвридика, Эвридика! –
Я за тобой – в Аид сойду!
Тебя, - прекрасной, луноликой –
Милей и краше – не найду,
О свет очей моей души!
Прими мой голос, арфы звон:
Глади – застыли камыши,
Застыли пчелы – над травой,
И звери дальше – не бегут,
И птицы дальше – не летят,
Застыл всех рек и бег, и гул –
Сейчас враги врагов простят!
О, Эвридика! Всю любовь
Земли стелю к твоим ногам!
О, Эвридика! Я тобой
Пленен, я вечно твой слуга!
О, Эвридика – два пути
Легли навек в единый путь,
И песнь моя – к тебе летит!..
…К Тартару боги кажут спуск!
О, Эвридика! Как смогла
Уйти одна ты в царство тьмы!
Олимп потряс мой страшный плач:
Я стал – слепым, я стал – немым,
О боги, боги! Горе мне!
О боги – милости молю:
За что мне даже смерти – нет?
Навек её одну люблю!
О, Эвридика! Свет очей,
Угасший свет моей души!
Не слышать мне твоих речей…
Со мною плачьте, камыши,
Рыдай со мною, вся Земля! –
Нет Эвридики! Нет навек!
О зверь! Пади, пади, богов моля,
Чтоб и меня убил Зевес!
И смилостивился Олимп,
И разрешил в Аид сойти,
И – по рыданию молитв –
Её из смерти – увести.
Но – Эвридики руку взяв,
Ведя её под свет и синь,
Не оглянись – на миг! – назад!
Кто б как ни плакал, ни просил,
Какой бы ни был вопль и стон –
Не оглянись! Не оглянись!
Будь слеп, и глух, и будь жесток:
Так Эвридике жизнь верни.
И Эвридику вел Орфей,
И дрогнул – в страхе потерять –
Под рёв и гром подземных сфер
Он проиграл, с собой борясь…
И произнес Зевес вердикт:
Все пополам года деля -
Полгода ей – в Аид сходить,
Полгода –пусть поет Земля…
И ждет Весны Орфей всегда,
И плачет Осень вместе с ним…
Весь год – не быть им – никогда!
О, как же их – соединить?
ВЕРСИЯ ЛУКОМОРЬЯ
Ой, жила да поживала –
Сладки пряники жевала –
Где-то в Туле пятикратная вдова.
Чай на блюдце наливала,
По три раза доливала
Свой – семнадцатилитровый! – самовар.
День-деньской чаи гоняла,
Рот крестами осеняла…
Не везет ей с мужиками – хоть ты плачь!
Всё глядела из окошка,
Как под липой – ходит кошка,
И поет про лукоморские дела.
Истерзалась до печенки:
Больно хлипок мужичонка!
Это вам не тридцать три богатыря!
И опять вдова – считала,
И, печальная – мечтала:
Вот бы в Туле бы им бросить якоря!
Снова пальцы загибала:
Даниил – не вынес бала,
Николай – на свадьбе сильно перепил,
Отравился – Фрол – грибами,
Саня – выпарился в бане,
Вместо мыла динамит – Иван – купил…
В терему вдова сидела,
На дороженьку глядела,
Закипал пока долитый самовар,
И мечтала – хоть портретик
Ей бы выслал Тридцать Третий!..
Лучше всех русалок – тульская вдова!
Быть шестым – не так зазорно!
Перебьется Дядька черный!
Тридцать Третий, верно, самый молодой…
Нет стыда у Черномора! –
Столько вдов безмужьем морит!
Холостых – и нагло держит под водой!
И мечта – казалась явью:
Ведь вдова – с пятью мужьями –
Месяц – замужем, три месяца – вдова!
До того вдове обидно,
Что шестого все не видно,
Что не милы ей – белый свет и самовар!
Тяжко вдовушка стенала,
Сундуки свои пинала:
Хоть выбрасывай широкую кровать!
Тут примчалась повариха,
Сватья – баба Бабариха…
Порешили – женихов поворовать!
…То не лебедь над рекою,
то по трое скачут кони,
То из Тулы – в Лукоморье – шел отряд,
Впереди – Черномориха? –
Сватья баба Бабариха…
Эх, держитесь, тридцать три богатыря!
Лишь полгода миновало –
Тула – пела, танцевала:
Тридцать трое – стали в Туле под венец!
Впереди стоят в соборе
Бабариха с Черномором…
Потому-то Лукоморья – больше нет!
МОЛЬБА
Марина, Марина, Марина! –
Полвека – как вечность, как день, -
Безлико и непримиримо –
Меж стуками наших сердец,
И в миллион-главой пустыне
Я маюсь – кого полюбить?
И снова, над времени стеною,
Сквозь козни всех черных Сибилл,
Сквозь годы, сердца и дороги
Я в вашу безмерность – лечу!
Что пасть перед Вашим порогом,
Куда нет пути палачу,
Где можно уже не бояться,
Что маятник сердца – широк,
Где можно от счастья смеяться,
Что Цахес пропал средь миров,
Где – руки: к восходу, к закату,
Хоть – в пыль, хоть – в колени – лицом,
И что не обнимешь – руками,
Ответит объятий кольцом,
Без страха любовь – разольется:
Пигмеям – так страшен разлив!
И рот наконец-то напьется –
За жажду безводной земли…
Марина! Так тяжко дробиться,
На атомы – сердце деля,
И не в кого вольно влюбиться,
И рубишь на проблески взгляд,
И здешним я – невыносима:
Как с солнца берут – по лучу…
Я в небо – со всей его синью. –
Замученным сердцем – кричу:
Марина, Марина, Марина!
Возьмите – в безмерность – меня!
Отсюда – где непримиримо –
Как звери – боятся огня!
ФИНИШ
И вот итог моих страданий,
Моей борьбы, моих метаний
И бесконечной маеты:
Грозят – бедой, грозят – тюрьмою,
Грозят – дырявою сумою…
Всему виной – Любовь и ты.
Я знала – сразу, знала – точно
О полосе полярной ночи,
Что размахнется – на года!
Но – кнут любви и пряник ласки:
Я – за порогом черной сказки,
И всё – беда, везде – беда.
Ведь я – пророчица, и знала,
Когда плененье начиналось:
Цепями станет синий взгляд!
Слова – в их звенья превращались,
Улыбки – в горькие печали,
Все кандалы – из наших клятв!
И вот: финита всех комедий!
И Время – самый лучший медик –
Пропишет курсы процедур…
А я болею – лет потерей!
Не надо ссор мне и истерик,
И лжи, варенной на меду!
Зачем же ты, с любовью в паре,
Как кровожадные татаре,
Свели меня в кровавость бань,
И рвали сердце, рвали ребра? –
Как список пыток был подобран –
И пот кровавый был на лбах…
С обличьем ангелов, но – черти!
Не властны в жизни вы и в смерти.
Живу – в напрасной седине.
И обучаюсь – снова, зыбко
Я слову, шагу и улыбке:
Как чудом выживший в войне.
ВЫБОР
Я прикована, как Прометей,
К одиночеству, словно к скале.
Черный ангел давно улетел,
Убедясь: не пою я с колен.
Стаи, сонмы, потоки – идут
Мимо, в жизни свои и дома.
Пусть же лучше меня уведут
В дом, которому имя – тюрьма,
Чтоб мне знать: никого – среди стен,
Чтоб мне знать: то пустое – кричать…
Не раздолбят вороны костей,
Кода сердце дотравит печаль.
Но стоит моя тесная клеть
На торжище – и шум, вонь и гул…
И двуногих веселая плеть
Все любуется мной на бегу.
Да, любуйтесь – на бренную плоть.
Но душа – улетай! Улетай!
Словно сшедший с рассудка пилот
Тело тлену навеки оставь:
Никогда не придти кузнецу,
Чтобы в сотни дорог – отпустить…
Коль судьба быть такому концу:
Тело, трижды ты душу – прости,
Что тебя на позор отдает.
Но спасет тебя смерти рука.
Вот душе – всё пока не споет –
Как дорога ещё далека…
УПРЕКИ
Много раз попрекали меня:
Что надменна, чужа и горда,
Что никак не стреножу коня,
Что мне лучший напиток – вода…
Своевольно взлетевшая бровь
Изумленье моё выдает…
Что вовек не любила пиров,
Что меня ненавидит враньё,
Крест, что плечи гнет только мои,
Презирать не умею больных…
Я приучена горечь таить.
Ну а мысли – конечно, вольны!
И сама я с ветрами дружу.
И в мирах – без таможен – гощу,
И я зла никогда не держу,
И друзьям – что угодно – прощу,
Кроме, разве, - измен и крови
И невинного ребенка слезы!
Вырываются вожжи брови
Перед лаем и гонкой борзых.
Но охотник, поднявшийся в лов,
Натравивший собак на меня,
Не найдет – на везенье – подков
Моего золотого коня…
Люди, бросьте втыкать по игле:
Всем нам – только один Судия.
Вы сумейте – по радуге лет –
До секрета дойти бытия.
ДАТА
Резкой пощечиной – дата – в лицо.
Щелкает счетчиком, дышит пыльцой, -
В тот добирается день февраля
Где разбирается дело враля.
Русской рулеткой кладел – наповал –
В черные клетки –злые слова…
Дни перелистывать тягостно мне, -
Мерить баллистами крепость камней.
Тихая робость сердцу мила.
Черным надгробьем песня легла.
Как инквизитор, льстивы и хитер,
Ныл, что – вблизи-то жжется костер!
Ласково пленную жег на костре,
Словно нетленныя Божий портрет:
Вечно промучится – и не сгорит!
Время-разлучница рядом парит.
Я излечила ожоги души.
Что же случилось в тихой тиши?
Пречистой Деве Марии
СОН
(По мотивам Ольги Кобылянской)
Кого-то искала, искала во сне,
И целого мира он был мне дороже…
Я в городе черном металась, и мне
Привиделся кто-то, волшебно похожий…
И кто-то похожий ко мне подошел,
И взглядом вссиял, словно солнце в закате,
Мне руку легко положил на плечо…
А я –почему-то – стою виноватой.
Я женщину эту с лицом молодым,
В темной и бедной одежде печальной –
Не знала! Но женщина снова твердит,
Что я много раз её в жизни встречала…
Но вспомнить её я никак не могла!
Ведь если б встречала, – запомнила б точно,
Как боли безмерной черта пролегла
На скорбном лице, возле губ непорочных.
Что знаю её, вновь твердила она,
Мне напомнить взялась все (небывшие?)встречи:
"Вспомни, тогда ты ребенком была.
Но день тот тобою навеки отмечен –
Таких же детей, но сирот, привела:
Я двух музыкантов за хлебом водила.
За то, как о них долго слезы лила,
Я на губы твои поцелуй возложила,
Чтобы Правда, ожившая в сердце твоем,
Через эти уста людям бедным звучала.
…И у ложа пропившего жизнь мы вдвоем
Его Ангела Смерти встречали…
…И у бедной вдовы. Для которой бедой,
Для которой – проклятием выросли дети…
Ты не помнишь отверженки той молодой.
Что в гробу получила два – наших – привета?
Всё не помнишь меня?"
Но я знала теперь!
К Ней одной я летела в бессолнечных думах,
Ей молилась, когда раем виделась смерть!
Но ни разу о Ней не сумела подумать…
Я рванулась пред Ней на колени упасть!
Но сдержала меня. И печально сказала:
"Всем стараюсь помочь. А никто ведь – не спас:
Я стояла – одна: там, где Сына распяли!.."
И умолкла на миг, и закрыла глаза,
И сказала потом: "Я должна торопиться –
Ради Правды, Любви, ради всех, кто в слезах…"
И исчезла…Но словно дала мне напиться!
И пропала тоска, и все силы собрав.
Я с Любовью. В которую люди – не верят!,
Как восход, приближаю победу Добра…
Одного лишь боюсь: Её горе – измерить…
АНОНС
Как различаем лишь по цвету мы лебедей,
Не оставляйте без ответа слова людей.
Не красотою мерьте лица, а – ширью душ.
И улыбнитесь тем, кто злится, узрев беду.
Любой достоин: из трясины – да по ковру.
Ведь каждый в гости зван был Сыном: сесть на пиру Пиру.
Так нам судить ли, нам ли мерить и избирать?
Когда и нам – дурной химерой Святая Рать,
Чьи в день, что к нам уже катится, придут Полки?
И будет, – чтоб перекреститься – не взнять руки!
И будет поздно гнуть колени и слезы лить,
Напрасно будем мы моленья сластить, солить…
И возопиет Вор, который украл шинель,
И все Воители Историй в духах "шанель",
А Жертва избранно – средь равных – войдет в Чертог:
Кто любит – всякий равноправный – таков итог.
Так принуждайте! Принуждайте сердца к Любви:
Сто тысяч раз себя отдайте, свой жар крови –
Любовь – единая монета, что Бог берет,
За переход – на ту планету, за тот порог,
Где – вечный Мир, где все – прекрасны, как Были здесь!
Ищите ж Душ. Не лиц – напрасно среди людей…
СОВЕТ
Идя к терновому венцу,
Поэт роняет с губ:
"Бить человека по лицу
Я с детства – не могу…"
А кто-то может! Раз и сто,
В ударе зная вкус.
Но добрым всем велел Христос:
"Другую дай щеку!"
К смиренью Сильного воззвав,
Стоять велел – скалой!
И даже если – след кровав
Удар оставит злой.
Ведь Добрый силою Его
Невиданно силен!
И этим – Злобы – торжеством
Всяк грех его спален.
Ибо погасит Злобы раж
Всей мукою лица.
И вот: не падет Слабый Брат
В объятия конца.
А Злобы лютая рука
Сраженно упадет…
И силы знак – твоя щека –
В минуту, как придешь
Пред те, последние Врата,
Поймешь, навек раскут –
Как были правы те Уста,
Велев: "Подставь!"
ОБРЯД
Чернь надо мною вновь затеяла обряд:
И рвет крыла и сапогами в ребра бьет:
"Ну, становись же, становись быстрее в ряд!"
Терпеть не может шага вольного рабьё…
"Ну, становись же, становись быстрее в строй!
Да в ногу! В ногу! И про пташку запевай!
Ну что тебе – Поэт, Царь, Бог или Герой?!
Скажи "спасибо" командиру, что жива!
Не видишь, что ль, как мы, послушные, бредем?
Ты нешто лучше? Ну-ка на тебе кайло!"
И к палачу – рука с ещё одним гвоздем,
И снова молот устремляется в крыло.
Исусе! Боже! Богородица! – Спаси…
Скостите сроки – пусть придет за мною Смерть!
Смеется чернь: "А Бога – нет! Ты нас проси!
Или терпи – терпенья нам подай пример…
Или – ограбь все банки мира и плати
Нам за свободу, о которой плачешь так!.."
Мария! Мать моя! Прости меня, прости,
Что я забыла, как стоишь Ты у креста…
Исусе! Сыне! Отпусти, - что ливнем кос
К ногам Твоим другая пала – прямо в грязь!
Что дни мои в печальный падают покос…
Что снова чернь творит распятия Обряд.
КОРОЛЕВЕ ПЕЧАЛИ
МАРГАРИТЕ ТЕРЕХОВОЙ
Кадры – мелькают, мелькают, и – вот
Идет королева печали:
Невидимых фрейлин вокруг – хоровод…
Что им – её молчанье!
Идет королева печального дня –
На каждой дороге – боль!
И кто королеве подаст огня,
В пути, что лежит судьбой?
Кадры – мелькают, и – снова грустит,
Идя в королевской печали.
Как вехи – беда на её пути.
Громче речей – молчанье.
И светлой улыбки её печаль
Ответит вновь на удар.
С какого столетья, в который час
Шагнула она сюда?
Кадры – мелькают, мелькают, и вновь
Чудеса рассыпает король.
Она – среди всех безумств Казанов –
Былинкой – у всех дорог.
Все ищет – напрасно – пути домой,
Ошибшись во временах,
Все ждет, что откроется тот замок
И паж – подаст стремена…
ИЗ ПЕРВОЙ ТЕТРАДИ
Мы с тобою – из разного теста,
Мы с тобою – из разных орбит.
Мне тащиться дорогою крестной,
Терпеливо, любя, не любить.
Неужели безвыходный случай?
Неужели надежда мертва?
Не блеснет ни единственный лучик?
Не помогут дела и слова?
Не помогут ни крик, ни молитвы,
Никогда нам не сблизить орбит.
Не собрать нам того, что разлито.
И куда? Ведь кувшин-то разбит!
***
Я – узник в камере тоски.
Лишь метр на два. И нет окна.
Нет голоса. И нет руки.
И взгляда нет. Я здесь одна.
И до скончанья дней моих,
С тобой уже не будет встреч.
И я бессильна, и мой стих.
Из круга корень не извлечь.
Так бесконечен этот круг.
А ты – за ним. В такой дали,
Что ты – не враг мне, и не друг,
Ты на другом краю земли.
И я не попаду туда
Ни в этой жизни, ни в иной.
Змеино шепчет мне беда:
Ничто не вечно под луной.
***
Э.
Мне другом была. И матерью.
И дочерью, и сестрой.
Сказала: дорога скатертью.
И дверь, не забудь, закрой.
И стою у двери закрытой.
Разрубить, разломать, расшибить?
Дом за ней. В нем – душа убитая.
Те, что смели её убить.
Стало пусто. Холодно, тяжко.
А за дверью – совесть чиста?
Где-то тонко лает дворняжка,
Жизнь и миска её пуста.
***
Но что же мы спасения не ищем друг у друга,
Когда с трудом в себе удерживаешь боль,
Когда беда безжалостна,из спаренных со вьюгой,
Когда чужие все, когда никто не свой.
Что в одиночку мы в свои ныряем норы,
Что в одиночку нас мытарит боли чад.
И что потом в небережении укоры,
Когда мы врозь вывозим самый черный час
И с каждым разом оба все сильней слабеем,
И с каждым разом мы друг другу всё чужей.
Когда-нибудь, настанет день, мы не сумеем
Хоть одного спасти на смертном вираже.
***
Друг-дружище, давай помолчим.
Ведь слова – шелуха. Из-за них между нами
Напряженье стеной. Взгляды словно мечи.
Чьей же гордости выше поднимется знамя?
Так потом тяжело, сердцу воздуха мало.
И душа, как пожарище. Ждешь и не ждешь.
Мы сегодня, дружище, наверно узнали:
Что в словах потеряешь, в молчаньи найдешь.
***
Сломано всё, искорежено.
Всё истерто в серую пыль.
Еле жив, огонечек брезжит,
Полувера в былую быль.
Полуверит, что быль вернется,
И посмотрит строго в глаза,
Удивленная бровь взметнется:
Да? Уже и прошла гроза?
И сверкнет вино янтарями
И прекраснейшая из рук,
Свой бокал упруго и прямо
В света поднимет круг.
И в небрежнейшем из поклонов
Ливень волос сверкнет.
Всё искорежено, сломано.
Ветер пыль вот сейчас взметнет.
***
Не люби ты меня, не люби.
Не воюй ни добром, ни злословьем.
Помни заповедь: не убий!
Убиваешь меня – любовью.
Ты спокойно меня подожди:
Не дождавшись, казнить не спеши.
Меж жарою нужны дожди,
Солнце может ведь и сушить.
Не люби ты меня, не люби.
Я живу на земле: грешна.
Помни заповедь: не убий!
И дождись, что придет весна.
Я тогда, может быть, пойму,
Что прекрасней ты зверя и птицы.
Сердце, может, простонет уму:
Пусть имя твоё святится!
***
Столько лет неотступно,
след во след неотступно,
След во след попадая
в мой слабеющий шаг.
Два бессменных стража,
два стража неподкупных
Столько лет не дают
мне спокойно дышать.
Имена их неброски,
просты, молчаливы.
Но на них стольких слёз,
безнадежья печать.
К праху стольких надежд
вновь Тоску терпеливо,
неторопливо приводит Печаль.
С первым проблеском дня
После ночи бессонной
Вновь за мной шелестят
две плакальщицы бед.
Вновь Тоска погружает
в свой омут бездонный
Вновь Печаль налагает
свой тяжкий обет.
Я уже не борюсь:
обескостели руки,
Мозг иссох, и последний
угас огонек.
Омертвелое сердце
не чувствует муки.
Адской боли не чует
изломанных ног.
АКРОСТИХ*
Зарок даю: ценить зарю.
Аванс – стихами говорю.
Давно ль, я, слезы затаив,
Уйдя от юдоли земной,
Шла, как средь вытоптанных нив,
Утомлена большой ценой.
*Начальные буквы строк.
Моих прошедших дней и лет:
Олимп и царствие теней.
Йог позавидовал бы мне.
Свет, как от тысячи огней,
Внезапно пал на сердце мне.
Еще сильнее сила тьмы
Тем, кто нашел врата тюрьмы.
Верна себе, не подхожу.
А издалека лишь гляжу.
Молчаньем тихим дорожу.
Сияет лик – душа чиста.
Так есть всегда всему причина.
И словно белизна листа,
Храняща эта чистота.
И как любовь – неизлечима.
К РЕДАКТОРАМ
Перепишу – строка в строку.
И – мыслю: снова не отриньте.
Так Прометей терпел, закут.
Так кружат в смертном лабиринте.
Опять тиражу. Сколько раз!
Как мне листу глядеть в глаза?
Чья белизна – виной, за край,
Мне из-за вас вперед нельзя.
Как удавившая дитя,
Или не давшая родиться.
Всё принимаю: страшно мстят
Мной не очерненные лица,
Их голоса меня клянут,
Их души воют о свободе.
Их губы-змеи к сердцу льнут,
Ломают – плена воеводы,
Пере-терплю, и жду, пишу,
Мне б только лист, перо и час,
За что я ад в себе ношу?
Кто измерял мои плеча?
Кто смел решить: через, недо?
Так режет крылья птицелов.
Я меж бедою и виной
Моих невысказанных слов.
ВЗГЛЯД В ЗАВТРА
Я предвижу – уйду, архивисты примчат,
Как стервятники к телу тетрадей простых.
Сотни лживых похвал обо мне прозвучат,
И пожухнут – от новых владельцев – листы.
Станут рыться в белье, варианты сличать,
Станут "ведами", словно дано им познать,
Как слова при рожденьи поют и кричат,
Как боишься всегда их в лицо не узнать,
И почем для поэта по весу строка,
Почему, коль безгрешны, ночами не спят,
Почему не забыли о бедных руках,
Сына, что на Голгофе распят.
И аршины кривые приложат к душе,
И осудят за то, что не меряется.
И на золото строк наменяют грошей,
И загадят листы, как туристы леса.
В реки слез моих бедных отходы сольют,
В кровь мне – яд их мыслишек игривых,
С тех, на ком мои губы, бюста отольют,
И расчешут по вкусу стихам моим гривы.
И на каждую строчку – клеймящий ярлык,
Всех, как в клетки, рассадят по полкам привычным,
Содрогнусь, вурдалачий почуявши клык:
Больше ада мне страшен архивный совычик.
КЛЕЙМО
Свои стихи не стоит петь: вмиг очутишься в бардах бардах.
А мне так хочется успеть и суффикс вовремя прибавить.
То ли язык наш обеднел, толь оглупели мы вконец?
Всегда Поэт в России пел. Ну в крайнем случае - Певец.
В России бардов развелось – руками разведешь.
От сути русских, ясных слов совсем не тот балдеж?
Ах, если б бедный Даль воскрес, так тут же лег вновь:
Россия та же! Так же здесь не любят русских слов.
Пою свои стихи, но я прошу меня на русском звать.
Немного чести в том, друзья, родное слово забывать.
СОЗВЕЗДЬЕ ВЕСОВ
Я – созвездье Весов. Я в руке у судьбы – на весу.
Ей глаза завязали, чтоб меня не жалела она.
Столько лет уж вершит надо мною слепой она суд
И душа моя стонет, как перед разрывом струна.
О, Весы! Кто же вас мне на вечную муку создал?
Не могу я ничем привести в равновесие вас.
Мне б того, кто придумал, хотя бы на миг увидать –
Я б ему показала меж чашами жуткий провал.
А ведь сбоку глядеть, так Весы – очень милая вещь:
И легка, и ажурна, и прочих достоинств не счесть.
И по пользе она – прямо вечного разума свет.
Но ведь в них – все забыли! – еще перекладина есть.
И в созвездьи Весов никогда равновесия нет.
Столько лет это знаю, столько лет меня рвет пополам.
Между адом и раем метаться назначено мне.
О, Весы, вас придумал всемирный палач!
Не за чье-то плечо, я за воздух руками держусь.
Безуспешно ловлю равновесие в шатких весах.
Каждым лопнувшим нервом какой же я цели служу?
И кого орошает багровая – с сердца – роса?
О, гадалки Земли, отведите – на миг! – наговор!
О, судьба, вне закона – на миг! – в душу мне загляни,
Или хоть оброни, на какой это срок приговор?
Или хоть, пожалев, равновесье во сне мне присни.
МОЕ ИМЯ
Мир печалью залит, как водой.
Душу давит обилье ее.
Скорбен вид черных зимних садов,
И не сохнет, а плачет белье.
Предал друг. И печалью полна
До рыданий доходит душа.
Как печалит пред слабым вина
И как зверя плененного жаль.
На деревьях распяты щиты,
Не в стволах эти гвозди – во мне.
Нет на свете почти доброты,
Да и жалости, кажется, нет.
О столь многом печаль меня жжет:
Все живое нельзя защитить.
И скорбящий ушедшего взор
Тоже нужно в душе приютить.
Я не воздухом – скорбью дышу.
Солнце выпить не может печаль.
О, светило, сумей,– я прошу,–
Прикажи это жарким лучам.
И в надежде. Что стану большой.
Музы Плача слеза меня жгла.
Я бы неузнана той же Душой
Музой вечной Печали была.
ПРИЯТЕЛЯМ
О, со сколькими я разлучилась,
Не ответила, не позвала.
И сколь многих – не полюбила,
Между сколькими молча прошла.
То не гордость была, не гордыня,
И не спесь. Не возмездье врагу.
Как огня не бывает без дыма–
Презирая, любить–не могу.
Не бывает бессмысленным случай,
Горизонт у земли не отнять.
Я жалею тебя. Но послушай,–
Не бывает сырого огня.
Не бывает. Чтоб солнце застыло.
Чтобы реки обратно текли,
Милосердие чтоб отомстило,
Чтобы птиц караваны не шли,
Так не мучь же безвинную душу.
С гор ко мне наводи все мосты.
Я любую темницу разрушу–
Но не терпит любовь суеты.
ДЕТДОМ
Детдом, как воплощенное проклятье
Тем, кто родил, но матерью не стал.
Там дети никогда не веселятся,
Как должно веселиться в их лета.
Взрослеют там со скоростью преступной,
Там взгляд не отрывают от ворот,
Там говорят: вот завтра день наступит
И мама обязательно придет,
Она меня случайно потеряла,
Она меня не может не любить!
Так раненный смертельно уверяет
Себя, что не могло ж его убить!
Его ведь любят, очень где-то ждут,
Его спасут, и он домой придет.
И дети говорят: вот дни пройдут
И мама обязательно найдет!..
Не приведи услышать этот глас,
Вопрос услышать: мама, ты–моя?
Дай удержаться, чтобы не проклясть!
И пусть растет из сироты–судья.
ОДИНОЧЕСТВО
Словно чья-то рука, кто засосан песком,
Иль о помощи крик из подвала в дыму,
Или просьба о мире за белым платком
Одиночество молит: разрушьте тюрьму!
Если Вас заинтересовали эти стихи, то Вы можете связаться с автором по тел. в г. Москве:
(095) 255-51-27.
Н. Л. Чернушкина,оформление 2000г.
20 июня 2000 г.