Фрагмент романа «Вдова»
(предыдущая глава из романа «Вдова»
http://stihi.ru/2024/04/08/5937
«27. Российский немец и народная дубина войны»)
Нависли у Кутузова на фланге
Гвардейцы всё того же Богарне.
Хохмил зло Бенкендорф: «Все нынче флаги
К нам в гости. Пусть слетаются ко мне»!
К Москве-реке сошлись у переправы,
В засаде неприметны, в деле бравы,
Проворны – колобки, не колобки –
Казачьи бенкендорфовы полки.
Стоять намеривались насмерть дружно
В решительном сраженье за Москву.
Мост выжгли. Не пройдёт враг по мосту.
Неравны были силы – это грустно…
Внезапно от Кутузова приказ:
«…Москву сдаём без боя на сей раз».
Гусар едва оправился от плена,
А тут саму Москву бросают в плен!
Дух воина легко дойдёт до тлена
В сумбуре негативных перемен.
Поручик скис от горького известья.
Маршрутами столичного предместья
От Бенкендорфа он не отставал…
Бойцовский дух у многих остывал.
Страдания и паника сроднили
Покинувших столицу горожан.
Дуб кряжистый и нежный цвет-розан
С насиженных их мест прочь обратили
Метаморфозы. А хотелось знать,
Куда бежать! В тоске бедняк и знать…
* * *
Есть нечто судьбоносное в таланте,
Когда трещат в нём до излома швы…
Диковинкой в бригадном корволанте
Оркестр появился из Москвы.
Обутые ну разве что не в лапти,
Одетые в изношенное платье,
Несли всяк свой привычный инструмент
Бедняги-музыканты, и в момент
Разъезд казачий взял их на дороге.
Этнические немцы наобум
Шли из Москвы. По-русски ни бум-бум.
Донцы к ним сходу были внешне строги.
У оркестрантов некогда был свой
Хозяин, но… сбежал. Трус, но… живой.
В Москве, нежданно ставшей «заграницей»
Для всей страны, явились как сюрприз
Бескормица и голод. Враг проникся
Отчаяньем в углу зажатых крыс…
Вне статуса «своих единоверцев»
Московскому оркестру рижских немцев
Захватчики отвесили пинка.
Сперва француз едой не попрекал.
Французскому театру оккупантов
Остзейцам подфартило послужить,
Но общий голод гранью «жить-не жить»
Изгнал долой несчастных музыкантов.
По-русски знавших только слово «хрен»
Отверженных донцы забрали в «плен».
Еды, вина в отряде до зарезу.
Трофеи добывать себе не лень.
Обедал Бенкендорф под «Марсельезу»
Немецкого оркестра каждый день.
За стол французских пленных офицеров
Сажали рядом. Уйма есть примеров,
Как, сходу опоив, вели допрос
Под звуки «Марсельезы». Пьяных рож
Под музыку на каждый день – в достатке.
Разведку добывали не на грош.
Французский гимн – путь к сердцу без угроз.
«Враг наш ещё силён в Москве, да шатки
Вопросы дисциплины день за днём, –
Подумал Бенкендорф. – Мы подождём».
* * *
Гусара банькой подлечили,
Подняв, естественно, с колен,
Отмыв морально от личины
«Бедняги, мыкавшего плен».
Стал хлопать гость себя по ляжкам:
«Полк сводный под Волоколамском,
Как есть, разбойничий притон!
Мундир на всякий вкус и тон!
Крестьянин в бархате трофейном,
В мантилье женской мародёр…
Всех языков Европы вздор,
Чьи бабы, дети в вихре скверном
Войны и мира тоже тут.
И никуда не убегут.
Стан небывальщины нелепой! –
Дивился Ржевский. – Дикий сон!
Не театральной и балетной,
А всей реальностью смешон
Военный лагерь Бенкендорфа.
Судьба военная – оторва –
За малый срок дней и ночей
Стремглав крестьян-бородачей
Одела в древние мундиры
Сплошного золота-шитья.
В подобном эпатаже я
Увидеть не мечтал тут диво!
Армяк крестьянина, а сверх –
Кираса кирасира. Смех»!
Чтоб успокоить тело, разум,
Чем баня как изба сильна?
Дубовый дух избы заряжен
На все лесные времена.
Край птичьих, ветровых мелодий,
Лесной массив Винцингероде
Дал базу всем его полкам.
Начальник корпуса к рукам
Прибрал путь к северной столице,
Его надёжно охранял
И фуражиров устранял,
Не дав врагу с пути кормиться.
«Враги в Москве – не клевета, –
Винцингероде первым дал
Царю известие с печалью
Об оставлении Москвы. –
Мой государь, я привечаю
Всё ополчение на «Вы»
В Тверской губернии. Подмога
Его усилила намного
Мой сборный корпус под Москвой…
Гонца назад дождусь ли вскорь»?
Ответ привёл в восторг нежданно
Всех генералов заодно…
«При лаврах под Бородино
Кутузов вряд ли мог бездарно
Москву оставить просто так,
Поскольку князь наш – не простак.
Я удивлён без доли гнева, –
В посланье царь вложил свой пыл. –
Как вождь Романовского древа,
Пусть даже станем мы слабы,
Когда бы нас враги разбили,
Я отступлю скорей к Сибири,
В ней стану жить своим трудом,
Чем стану речь вести о том,
Что унизительный мир нужен
С Наполеоном, как он ждёт.
Враг не получит мира год
И вовсе хоть за пару дюжин
Немирных с ним при жизни лет.
Я гордый свой оставлю след.
И что такое, как не рабство,
Мой мир с захватчиком страны?!
Мне Бонапарт предложит братство?!
Нет! Распри внутренние… дни
И ночи будут мне порукой
Того, что мир нам алчный ухарь,
Как разрушения принёс.
Когда себе на горе нос
К нам сунул, видел ли грядущий
Для полчищ и себя капкан?
Так пусть казаки по бокам,
В тылу и всюду в самой гуще
Им отторгаемых земель
Враз намекнут: «Беги живей»!
* * *
Сильна душевная утрата,
Ведь в сердце самое страны
Вонзились когти Бонапарта.
«Ему все демоны сродни, –
В единстве церковь непреклонна. –
Антихрист – суть Наполеона»!
Свет Божий воинству немил:
Дух от потери стал уныл.
Безумством, муками был страшен
Исход столичных горожан.
А вскоре заревом пожар
Встал над столицей древней разом.
Во Ржевском зрела мысль одна:
«Теперь Россия спасена».
(продолжение в http://stihi.ru/2024/05/15/5581)