Притомясь, я внимал тёте Рае,
под которой кряхтела тахта:
«О, весна без конца и без краю —
без конца и без краю мечта!».
В тётираином томном вокале
вечной страсти курился дымок...
Я ж про чёрную розу в бокале
в сотый раз уже слушать не мог.
Умирал от дремотной тоски я
и глядел в заоконный закат,
понимая: нисколько не скиф я
и, наверное, не азиат.
Так и маялись оба фигнёю
на краю догоравшего дня.
Тётя Рая была мне роднёю,
а ведь это святое — родня.
Тётираин взволнованный локон,
тенью став, танцевал на стене...
С той поры отношение к Блоку
у меня, как у Блока ко мне.