Я теперь живу на прибрежных дюнах, на сыпучем песчаном ложе,
и по кромке моря ступая, по полусмытым своим следам,
вслух назвать не могу субботнее имя Божье,
но губами перебираю: Венеция, Петербург, Амстердам.
© Константин Кикоин
http://www.stihi.ru/2014/07/05/79
письмо
Я живу в этом городе из приведённого списка.
У финбана вода, а у нас на раёне убитый асфальт.
Но читаю тебя и становится близким и близким –
Кто в своём далеке избегает шумиху и гвалт.
Лишь вода и песок, дерева и отёсанный камень
Здесь напомнят, что город, быть может, единственный друг
Между нами, для нас, а для прочих – веками
Пусть ещё постоит и не рушится наш Петербург.
Для меня тёмный лес – твой иврит или идиш,
Для меня Иордан не святее, чем наша Нева.
А в неё ты однажды войдёшь и не выйдешь,
Протекает сама по себе, а не нам и не вам.
Только мы называем и земли, и воды своими,
До тех пор, пока живы, но будет и после – Нева.
В каждой капле её зарождается будущий ливень,
С каждой каплей мы слышим: не важно, не важно, не ва…
Но досадно смотреть, как дома завершаются китчем,
И арабицей баннер, как шрамом, фасад пересёк,
А сегодня чужие достанут и в русском обличье,
А родные не хОчут, не знают зачем это всё.
Не привяжешься к месту – и будешь немного свободен,
Без нательного лишнего – есть, что порадует глаз.
Только чувство родства создаёт притягательность родин,
Даже если они не особенно жалуют нас.
Так бы жить - не тужить и друг друга исследовать тайны,
Да ложиться – ногами на запад, главой – на восток,
Чтобы мира пупок был не там, где рисует дизайнер,
А мужская ладонь накрывала бы женский пупок…
P.S.
Я могла бы письмо написать и смешней, и короче,
Но в транслите есть транс и какой-то особенный шум,
А всему-то виной эти белые - хрестоматийные ночи,
Как привяжутся, так поневоле пишу.
И пока наш язык до конца не иссох, не истаял,
Есть то общее, что мы оденем в родные слова.
Я обычно молчу, огорчаюсь, стою, наблюдаю,
А потом прорывает, как дамбу пытает Нева.
Мне не кажется выходом бегство из рая,
Но и Питер ещё не оформился в ад.
До сих пор возле стен Петропавловки волны играют,
Петроград загорает, в мобильники звОнит и лОжит.
В Петербурге на это привычно – кладут и звонят.
И по-прежнему сер и массивен святой Исаакий,
А в погожие дни золотится его голова
Над толпой, где намешано всё – от своих до инаких,
На короткий для каждого срок, остальное – не ва…