А тем временем к колосьям
Хлопа резво приближалась.
И, едва остановившись,
В лоб вопросом оглушила:
– Эй, волнистая пшеница,
Ты ж мне родственница вроде?
Так давай, пшено, общаться.
Что ж ты мне не отвечаешь?
А за этим монологом
Из-за рытвины ближайшей
Коробок следил тихонько,
Маскировку соблюдая.
Вдоволь с житом наболтавшись,
Помрачнела печенюжка.
Из очей слезу пустила,
И потопала обратно.
Тут как тут – навстречу Короб:
– Что ты, Хлопушка, рыдаешь?
Кто посмел тебя обидеть?
У кого рука поднялась?
– Мне хлеба сказали хором:
«Как отрезанные ногти,–
Молвили колосья,– могут
Быть роднёю человеку?»
А еще они сказали,
Что не русская я вовсе,
Ибо из муки китайской,
В лучшем случае – канадской.
– Ха! Да что за огорченье!
Я ведь тоже изготовлен
В Мулинексе-хлебопечке
Из муки, из контрафактной!
Не смотря на эти факты,
Я ничуть не унываю,
Жизнерадостно кантуясь,
Путешествую по трактам.
Хлопушка, вздохнув со всхлипом,
К Коробку прижалась телом.
Успокоившись немного,
Улыбнулась лучезарно.
И, поглаживая нежно
Хлопушкин бочок шершавый,
Коробок повел подругу
В придорожный лес тенистый.
……….
……….
……….
……….
Что там было, мы не в курсе,
И подглядывать негоже.
Но, в итоге, Короб славный
Тот лесок покинул резво.
Словно ветер, вновь свободный,
В одиночестве кантуясь,
Бормотал под нос несвязно,
Размышляя сам с собою:
– Ладно, пнём опять назвала…
Хоть горшком, мне что за дело?
Главное – мила на ощупь,
И затейница такая!
Но, когда заговорила
С земляникой и грибами…
Те еще и отвечали!
Тут уже я пас, простите.
Я ценю свой разум гибкий,
И, пока не сдвинул с глузду,
Надо рвать от сюда когти.
Так что, чао, бамбино, сорри!