Три рассказа

Федор Калушевич
       1. О ЦЕЛЕУСТРЕМЛЕННОСТИ И ОПТИМИЗМЕ
       (Как бы драма)

...Перепробовал все существующие виды ядов (а была бы возможность - и от несуществующих не отказался бы).
Дважды вешался.
Трижды стрелялся.
Четырежды топился.
Пять раз прыгал с пятого этажа (Домов выше в городе не было).
Шесть раз вскрывал вены.
Семь раз делал харакири.
Наконец, решил отрубить себе голову самурайским мечом, которым делал харакири.
Пробовал восемь раз.
На девятой попытке лезвие меча перерубило сонную артерию и уперлось заточенной кромкой в позвоночный столб.
...И подумал перед тем, как упасть на землю: "Видимо, я - прирожденный неудачник. За что бы я ни брался - у меня никогда ничего не выходило, несмотря на все мое упорство и старание. Голова моя осталась на плечах, значит - ничего не вышло и на сей раз".
...И подумал еще: "Вот так чаще всего и бывает в жизни. Тщетны и пусты мечты и надежды наши, суетны и неисполнимы желания".
...И еще подумал: "Даже добившись чего-либо после долгих утрат, страданий и лишений - не убеждаемся ли мы в бессмысленности того, к чему столь упорно стремились? Ибо, даже сумев удовлетворить одно желание, лишь порождаем тем самым множество других желаний, бессмысленно сражаясь с кармой, как баран с новыми воротами, как теленок с дубом!"
...И подумал напоследок, закрыв глаза: "И все-таки сегодня я был близок к своей цели, как никогда. В сущности, я даже достиг ее, ибо я все-таки умру, хотя и не смог отрубить себе свою, такую гениальную, не для жизни сей созданную голову. А значит, главное в жизни - несмотря ни на что, уметь ставить перед собой цели и добиваться их. Ставить цель - и добиваться. И добиваться. И перебиваться. Преодолевать трудности. Стремиться. Стремиться. И обломиться. И все равно - стремиться. Быть целеустремленным - только тогда ты - человек. Только тогда ты - мужчина. Ради этого стоит жить, ибо жизнь прекрасна. Итак, да здравствует этот мир! Да здравствует жизнь!!!
И умер.


       2. О ЛЮБОПЫТСТВЕ, САМОНАДЕЯННОСТИ
       И ОСТОРОЖНОСТИ

       (Как бы история жизни)

...Был обычным, в общем, человеком. Жил, работал, выпивал нечасто, хотя неслабо, если уж случалось. Мужик как мужик. Правда, убежденный холостяк - но такая ли уж это редкость в наши дни? Развелся еще в молодости (студенческие семьи редко крепкими бывают), новую же "ячейку общества" создавать особо не спешил - вот так-то одиночкой и остался. Да еще группы "Дорз" и Крематорий" обожал (вот это на сегодняшний-то день - уже, что называется, явленье). В остальном же - человек как человек, ей-богу. Заурядный, можно сказать, каких тысячи. Да, хобби еще имел одно. Даже не то что хобби, а прямо страсть, пожалуй. Хотя, вполне невинную, короче - любил вечерами смотреть в чужие окна, в сумерки, когда в квартирах включат свет. Для этого купил даже дорогущий, мощный, немецкого производства, цейссовский бинокль. Сядет, бывало, у окна на кухне, выключив лампу, чтоб самого не видно было - и наблюдает себе за соседними домами. И не сказать, что был таким уж любителем за раздевающимися дамами подглядывать, хотя и не без этого, конечно. А просто - нравилось разглядывать людей, следить за жизнями чужими, при этом невидимкой оставаясь.
Со временем хобби это стало не таким уж и безобидным: пошел как-то в лес за грибами, да нашел старую винтовочку, "мелкашку", ТОЗ-восьмую. И надорванную, но почти полную пачку патронов к ней. Видно, оружие не один день в лесу пролежало - слегка успело заржаветь. Да, у кого-то, знать, проблемы начались с законом, раз вот так в лесу винтовку "скинул".
...В милицию сдавать не стал. Домой принес, дождавшись сумерек и завернув любовно в дождевик. И вычистил. И у себя оставил.
...И вот сидел раз поздним вечером на кухне, слушая "Дорз" да "Крематорий", пиво попивая да глядя на людей на улице и в окнах. В руках же вместо "оптики" винтовочка была. Заряженная даже для чего-то.
И вдруг, держа на мушке голову прохожего, подумал невзначай: а ведь какой, в натуре, кайф, ребята! Ведь жизнь же человеческая, братцы, во власти, вы представьте, у меня! Пусть ненадолго, пусть на несколько секунд, пока не скроется за поворотом - но все же, все же, все же, все же... И главный, так сказать, в чем кайф - ведь он меня не видит, не знает об оружии моем, тогда как стоит мне лишь пальцем шевельнуть - И ЧЕЛОВЕКА НЕТ! Лишь пальцем шевельнуть - и нету человека...
Да, потрясающим то было ощущенье, пожалуй, близким чуть ли не к оргазму.
...Бинокль забросил в пыльный шифоньер. Его теперь винтовка заменила - отныне, видно, раз и навсегда. И вечера теперь уж коротал, "ведя" на мушке ни о чем не знающих прохожих. И знал при этом точно, несомненно, что никогда не выстрелит - не только не из страха пред тюрьмой, но потому что ничего плохого из тех людей ему никто не причинил. И не за что их было убивать, и не за что их было ненавидеть. Наоборот, держа на мушке человека, испытывал симпатию к нему. И все держал, держал на спуске палец. Казалось, ощущенья все буквально входят в тело сквозь палец указательный его...
...Ну, а погиб вполне скоропостижно, и, как сказал патологоанатом, и испугаться тольком не успел - был сбит несущейся, как ветер, "Тойотой" (кто-то говорил, что "Мицубиси"), с веселой вечеринки возвращаясь.
...Винтовку родственники под тахтой нашли. Конечно же, изрядно удивившись, немедленно в милицию отдали. Патроны оказались с истекшим сроком годности, к тому же в сырости так долго пролежали, что в дело не годились совершенно. Да и винтовочный затвор был не в порядке: ударник-то по капсюлю не бил, и вообще патрона не касался.
Ничто совсем прохожим не грозило, и спать спокойно город мог любимый. "Корове не дает бог рог бодливой" - вполне б мог участковый так сказать в день появления оружия на сцене, все ж не пальнувшего ни разу театральному закону вопреки. Но вспомнил он пословицу сию неделей позже и по поводу другому. И это, собственно - история другая...


       3. О РОМАНТИЗМЕ

       (Как бы новелла, что ли...)

Смотрите: ест яблоко. Села на лавку, положила ногу на ногу (ноги-то, ноги какие, а!), уставилась вдаль задумчиво и ест не спеша. И как прекрасна... И смотрит, смотрит-то как...
Вот ведь всю жизнь ненавидел банальность в любом ее проявлении - а сам ее иначе, как королевой, и не назвал бы никак; или - "гением, ЧИСТО, красоты". Так проживешь пол-жизни, понимаешь - и мысли не будешь допускать, что такое чудо можно встретить. И не подойдешь, и не заговоришь - куда уж нам, срани подрейтузной... И будешь локти кусать. И жизнь пройдет, обыденностью да пустотой своей изводящая.
А представьте: решиться все-таки, да подойти... Заговорить... И, конечно, с цветами непременно. И цветами - по морде, раз, другой, пятый!.. Да схватить яблоко недоеденное - да в глотку, в глотку запихать, чтоб захрипела, задыхаясь, забилась в конвульсиях... А - вот так, вот так вот! Нечего!
Ну нет, впрочем, не стоит. В смысле - с яблоком... Это уж слишком, это уже убийство будет. За что человека убивать-то? Яблоко, кстати, самому доесть можно... Но вот цветами по морде - о, это уж обязательно, это - святое. Хорошо, если б это были розы, белые розы. Представляете: белые розы - и острые шипы, в нежное лицо впивающиеся, кровь алая...
И после этого я - не лирик? Не романтик? Я - НЕ ЛИРИК?! Я - НЕ РОМАНТИК?! Лирик! Лирик! И еще какой, блин горелый! И романтик! Романтик, мать вашу!!! Вам еще всем учиться и учиться у меня чувству прекрасного, циники и раздолбаи!..
...А впрочем, пусть себе ест яблоко. Пусть. Не те времена. Прагматизм, расчетливость во всем сплошная нынче. Вот и я - туда же: к чему мне проблемы с законом, понимаешь...
Не до романтики нынче, господа. И потому-то, вот, и хочется: цветами - по морде, по мор...