Оттого ли, что здесь, в убывающей памяти века,
у словесных телец навсегда волновые замашки,
год за годом боярышник, зеленотканная ветка,
уплывает в окно из моей опрокинутой чашки.
Или ветка другая, что вихрем врывается белым,
по губам меня хлещет и дразнит нехитрым изгибом...
Мне бы вечно смотреть, как течет ее ломкое тело,
как смещает волна голубые небесные глыбы,
только память моя прогорает, и тусклые пятна
вместо слов оседают на сетке глазного колодца,
и сияющий ток пробегает туда и обратно,
только ритм от нее, только след,
только свет остаётся